"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Грегори попрощался со своею красавицей Мери, нынешней пассией, вытер слезы с бледных ее щечек, наврал, что будет писать, и сел на пароход. Задача ему предстояла нерядовая. Он умел все — распутывать преступления и заводить нужные знакомства, отдавать приказы и подчиняться, драться и музицировать, нравиться дамам и расставаться с ними, когда нужда отпадала, плести сети интриг, стараясь не запутаться в чужих. Только вот пока не умел делать этого в загадочной своей, почти совсем позабытой Берендии.
Новый опыт я всегда ценила безмерно, но оттого, что впервые оказалась в приказной клетке, очень расстроилась. Клеть занимала половину присутственной залы, и в ней кроме меня заперли уйму народа: пьяного вусмерть купчика с расквашенным носом, нервного студента в очках, веселую девицу средних лет, она правда сейчас была грустной, седовласого господина с бакенбардами, тетку в тулупе и пестром платке. Нас было шестеро, нары одни, на них сидел купец, прочие сидельцы жались к прутьям клетки. Причину я поняла не сразу. Как только отпустил холод, нога зашлась в нестерпимой боли.
Конвоиры разговоров не разговаривали, бросив меня под арест, позвенели ключами, да и ушли с богом. Я дохромала к нарам и присела на краешек.
— Девка? — удивился купец, по его подбородку текла кроваво-сопливая юшка.
— И чего? — удивилась я в ответ, от боли хотелось выть.
— Буйный он, барышня, — пискнула девица.
Буйный топнул и зарычал, она испуганно вжалась в угол.
— Дамы и господа, — сообщила я устало, — сидеть нам здесь с вами до утра, до присутственного времени, когда господам чиновникам придется допросами заняться. Давайте…
Лапища соседа хлопнула по доскам там, где я только что сидела. Купчина поднялся, шагнул, расставив по-медвежьи руки. Коронным своим броском через бедро я решила его не баловать, много чести, пнула под колено здоровой ногой, туша рухнула на пол и немедленно захрапела, девица радостно взвизгнула и захлопала в ладоши. Прочие сидельцы аплодисменты поддержали.
— Что-то мне нехорошо, — пожаловалась я публике, стянула с плеч шубу, постелила на нары и легла поверх, моментально провалившись в сон.
Сон был пречудесный. Шеф, то есть Семен, нес меня на руках, и пахло от него замечательно, правда непривычно, но на то он и сон. Я грела кончик носа, уткнувшись в его шею, и тихонько мурчала:
— Мне столько нужно тебе рассказать… Только ты хвали, у меня от того крылья за спиной вырастают. Скажи, молодец, Гелюшка…
— У вас лихорадка, — сказал шеф непривычным голосом.
— Сызнова на «вы»? — пробормотала я. — Сил уже никаких нет притворяться.
Тело мое невесомо парило меж мельтешащих спиралей, опустилось спиною на что-то, я свернулась калачиком, положив под щеку сомкнутые ладони.
— Почивайте, Евангелина Романовна, отдохните.
Проснулась я от боя часов — два, четыре, восемь ударов, открыла глаза. Потолок давно следовало побелить. Нога болела, но терпимо. Я неслышно зевнула, повернула голову. Просторный кабинет: стол, обитый зеленым казенным сукном, окно с плюшевыми занавесками, вытертый ковер, два кресла для посетителей, в третьем, у стола, сидел по-хозяйски господин Волков, погруженный в чтение бумаг. За окном серел утренний сумрак, настольная лампа, напротив, уютно зеленела. Диванчик, на который меня давеча перенесли, стоял в закутке у окна, мне было видно строгий профиль Григория Ильича. Как же я его за коммивояжера приняла? Не похож ведь ни разу. А на кого похож? Длинный узкий нос с четкими ноздрями, густые брови с изломом от переносья, излишне пухлый рот, каштановые кудри. Ну, Геля, неужто не припомнила? Замени мысленно строгий галстук шелковым платком, и получится у тебя портрет аглицкого поэта Чарльза Гордона, властителя дум огромного числа берендийских барышень от мала до велика. Тот самый, с глянцевой открытки, надписанной витиеватой позолотой: «Он знал искусство покорять сердца надменной маской хладного лица».
Я тихонько хмыкнула, причины моей ошибки стала яснее ясного. Лорд Гордон не только по поэтической части известность у нас приобрел, он еще и в модах образец, в тех, которым коммивояжеры столь привержены.
— Не притворяйтесь, — велел холодно Волков, откладывая бумаги, — нужды в том нет, я заметил, что вы проснулись.
— Доброго утречка, — прикрыла я ладонью зевок и села, отбрасывая мохнатый верблюжий плед.
Подошвы стукнулись об пол, распухшая нога походила на колоду, голенище валенка буквально распирало. К лекарю надобно, само не пройдет. Вторая же нога была неприлично необутой, да еще с дыркой на большом пальце. Вот ведь позорище. И это даже без учета ночных моих сопений в интимные части шеи постороннего мужчины. «Хвали меня, крылья вырастают!» Дура! Я пошевелила пальцем.
— Приношу извинения, барышня Попович, за излишнюю ретивость моих подчиненных. Им было приказано для беседы вас доставить, а вовсе не под арест.
Переведя взгляд на чиновника, я приподняла брови. Он представился:
— Григорий Ильич Волков, коллежский асессор первого жандармского управления, уездный пристав города Крыжовень.
Асессор? За какие такие заслуги? Годков ему чуть за двадцать, юнец желторотый. Образование нужное имеется? Захотелось ответить, что я на класс выше и что пристав он только в своих мечтах, ибо приказом не назначен. Но я ребяческий порыв подавила.
— Что ж вы, ваше благородие, при эдаких регалиях невинных девиц колотите?
Он посмотрел на дырявый чулок, поморщился.
— С этим разберемся. А пока, Евангелина Романовна, извольте на несколько моих вопросов ответить. — Волков потянулся к чернильному прибору. — С какой целью вы посещали накануне казенную приказную квартиру?
— Кушать хочется, — нагло улыбнулась я, — и места уединения посетить. А на вопросы отвечать — нет, ни малейшего желания не ощущаю. Вы, господин пристав, меня покалечили, репутацию девичью порушили случайным арестом и воображаете, что это вам с рук сойдет?
— Во-первых, — вернул улыбку Григорий Ильич, — ваша, как вы изволили заметить, девичья репутация, барышня Попович, была разрушена невосстановимо еще до ареста. Извозчик Кузьма Блинов показал под запись, что водит-де его пассажирка дружбу с ворами, черным колдовством интересуется и что самолично Кузьма видел, как означенная девица веревку с висельного дерева снимала, чтоб после в запрещенных обрядах ее применить. Веревку, к слову, в кармане вашей шубы обнаружили.
— Законопослушный какой этот ваш Блинов, — восхитилась я. — Видел и сразу в приказ отправился докладывать! А во-вторых?