"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Волков тряхнул кудрями.
— Нет, драгоценная мадам, артефакт был бы мною уже снят! Я поймал его, как рыбку на крючок, и притравливал помаленьку и вытащил бы. Но барышня полезла в драку, пришлось торопиться, от спешки удар пришелся по щиколотке.
Чародейка посмотрела на меня уважительно.
— Стало быть, в драке рыжая победила?
Волков широко улыбнулся с видом мужчины-покровителя: мол, пусть слабая женщина воображает себе всякое, мы-то с вами прекрасно знаем, кто сильнее и лучше дерется.
— Я решил не суетиться, первый день в городе, обстановка не ясна, девица уже свободна. Отложил все на утро. — Он сызнова тряхнул головой. — Но вернемся к делам нынешним.
— Ногу отнимать не дам! — предупредила я. — То есть дам, но в самом патовом случае.
— Вы еще и шахматистка?
Ох каким взглядом я его наградила! Сталь в нем можно было плавить, а в ответном — закалять, так он был льдисто-холоден.
— Век бы на вас, молодежь, любовалась, — пропела чародейка умильно. — Экая эфиопская страсть, даже в фильмотеатре такую не покажут. Жаль, времени нет, клиентки меня дожидаются. Посему приступим. Гелька, не ори, ногу пилить не придется. Хотя ладно, ори, больно будет наверняка.
— Что значит наверняка? — осведомилась я осторожно.
— Значит, скорее всего. Мы же про навьи свиристелки вообще мало что знаем. — Она сказала не «свиристелки», но не суть. — Терпи, ори, но с места сходить не смей. Пусть наш Грегори-воин посох свой волшебный на изготовку возьмет, и только свиристелка тело девичье покинет, молотит по этой чертобесии со всей мочи. А я выманить ее попробую.
Григорий Ильич шагнул к шкапу, подхватил тросточку, она крутнулась в его ладони восьмеркой.
— Готов.
— Терпи, рыжая, — сказала Фараония и высоко, протяжно засвистела.
Запах жженого сахара забил мне нос. Я подумала, что сильна тетка в чардействах… и думать перестала, закусила губы до крови. Пальцы рук и ног судорожно скрючило, затылок молотило о подголовник, спина изогнулась дугою. Не было места, не было времени, была лишь боль. Наверняка я кричала, но звуков тоже не осталось. Сквозь туманную пелену я видела, как Волков бьет своей тростью что-то на ковре, как Фараония подносит ему чайный стакан, пальцы ее свободной руки паучьи шевелятся, канительный подстаканник летит в сторону, а в прозрачный сосуд падает пук какой-то бурой шерсти. Чародейка проводит ладонью, стекло изгибается, плавится, скручивается навроде мешочной горловины.
Любопытный какой способ. Нет, что стекло против чардейства используют, я знала прекрасно, тут понятно все, свиристелка силушки из волковской трости натянула, ее запечатать требовалось, только вот я раньше не догадывалась, что над самим стеклом колдовать возможно. Коллегам дома расскажу — не поверят.
— Евангелина Романовна, — спросил Волков, держа на ладони нечто, напоминающее очертаниями неудавшийся вареник, — как вы себя чувствуете?
Я поняла, что слух вернулся, и честно ответила:
— Перфектно.
Фараония тяжело опустилась на стул прямо поверх своей шубы.
— Ваше высокоблагородие, господин Волков, Евангелина Романовна, примите мои глубочайшие извинения за все непотребства, что вам пришлось от меня нынче выслушать.
— Мадам, не стоит извинений. Ваша помощь нашему управлению столь бесценна… — Григорий Ильич отставил трость, приложился к ручке дамы.
— Моя чародейская сила, — пояснила та благожелательно кудрявой макушке чиновника, — дает забавные побочные эффекты.
— Благодарю, — сказала я с дивана и пошевелила ногой.
Была она теперь обычной, голой ниже колена, но нисколько не распухшей, без следов порезов и синяков. Я любовалась ею все время, пока Григорий Ильич ворковал с чародейкой, подавал шубу, провожал к двери, даже подумывала снять другой чулок, чтоб сравнить обе конечности.
— Не двигайтесь, — велел Волков, поворачивая ключ в замке, да так властно, что я выпустила плед, коим обнаженку свою прикрыть пыталась. — Один раз, Евангелина Романовна, ошибку мы уже допустили, повторять ее не будем.
— Ошибку?
— Я должен убедиться, что ваше тело лишилось всех мельчайших частиц артефакта.
Мимоходом я отметила, что со мною наедине Григорий Иванович своих мужских эманаций не использует, даже ощутила по этому поводу некое бабье разочарование, мелкое и неуместное. Его же желание удостовериться, напротив, было разумным. Я бы и сама справилась, не останься мои очки в кармане шубы. Кстати, вещички надо бы вернуть.
Чиновник взял свою тросточку, провернул набалдашник, тот механически щелкнул и в потолок ударил луч яркого голубоватого света.
— Сейчас, барышня Попович, все тайное станет явным. — Луч опустился к столу, «вареник» окружала плотная арканная вязь.
— Удобная какая у вас палица. — Зависти скрыть не удалось. — И в пир, и в мир, и в добрые люди. Великий чародей создал?
— Да уж не мелкий. — Волков шагнул к диванчику, направил сноп света мне к ногам.
— Тутошний? — Ноги рунами не отозвались, я повертела ими в разные стороны. Чисто. — Или из ваших мест?
— Каких таких мест? — Луч скользнул вверх по бедрам.
— Мадам Фараония назвала вас Грегор, из чего я предположила, что вы, ваше высокоблагородие, иностранец.
— Экая вы, Евангелина Романовна, умница-разумница. На поясе у вас что припрятано? — Луч качнулся от живота к груди. — И здесь, под платьем.
Хихикнув по-дурацки, я предложила:
— Баш на баш! Вы мне ответите, а я покажу.
Прозвучало двусмысленно, я смутилась, когда это поняла. Ноздри Волкова раздувались, глаза горели, бело-синее пятно обводило мои изобильные формы, будто лаская. Спокойно, Геля, соображай, как нелепость положения сгладить.