"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
— Откуда?
— У барышни мигрень приключилась, в диванной прилегла.
Адвокат зевнул украдкой и вдруг испуганно вытаращил глаза:
— Что ты там про «все всё знают» говорила? Все? И барин знал?
Мария Гавриловна кивнула.
— Думаешь, почему, когда ты лет десять назад свататься ко мне пришел, он тебе по уху съездил?
— И после денег дал, чтоб адвокатскую практику открыть… — Хрущ заплакал, но тихо, без всхлипов.
Маша поморщилась.
— Дело прошлое, не нужно сейчас ворошить. Не рыдай и не пей больше, нам твоя помощь нынче понадобится.
— Какая помощь?
— Адвокатская. Эта Попович до мигрени своей очень любопытные вопросы мне задавала. Не верит она в вину актерки Дульсинеи, другого подозревает, а точнее — другую. И очень меня это тревожит, Андроша. Потому что…
— Маня, — по-бабьи всплеснул руками Хрущ, — это ведь не ты? Не ты Гаврилу Степановича порешила?
Девушка лизнула вымазанный чернилами пальчик и стала оттирать пятно носовым платком.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в коей надворная советница утоляет свою страсть к театральным эффектам во имя закона и правопорядка
В преступлениях, учиненных несколькими лицами по предварительному их на то согласию, признаются зачинщиками те, которые, умыслив содеянное преступление, согласили на то других… Сообщниками — те, которые согласились с зачинщиками или с другими виновными совершить преступление.
Нет, я, конечно, Семена Аристарховича уважаю безмерно, но нельзя было бы мне в Крыжовень другого чародея прислать? А именно статского советника Зорина, который одним щелчком по носу страдающую персону отрезвить может! Ну куда это годится? Проснулась я с тяжелой головой, мучимая жаждой и в самом гнусном расположении духа. Крестовский сидел в двух шагах у низкого столика, читал романчик в потрепанной обложке. На мой стон «пить!» мерзейше ухмыльнулся и с преувеличенной медлительностью налил воды в стакан из хрустального графина. Струйка била в стекло с водопадным рокотом. За воду в Берендии не благодарят, примета такая, я и не благодарила, опустошила стакан, подставила его за добавкой.
— Времени сколько?
— Все ваше, Попович. Не желаете объясниться?
Прислушавшись со вниманием к организму, я решила, что ни в малейшей мере, о чем и сообщила.
— С кем пьянствовали?
Обведя взглядом покои, в которых почивала, я прикинула, что всех Бобруйских тайных ходов я не разведала, так что за любою из масляных картинок любопытные глаза и уши могут скрываться, и ответила уклончиво:
— Это по работе.
— Отчего же, Евангелина Романовна, мне, к примеру…
Заскучала я довольно быстро. Нотация затягивалась, отчего-то став похожей не на служебную, а вовсе семейную. Я была названа легкомысленной, порывистой, не дающей себе труда подумать о последствиях своих действий. Близкие мои от этого страдали. Для виду с каждым словом начальства соглашаясь, я не могла сдержать торжествующей улыбки. Заметив это, Семен вздохнул, прервав на полуслове обвинительную тираду.
— Ладно, Попович, оставим.
— Вот и славно.
Поднявшись с низкого диванчика, я пошатнулась, справляясь с головокружением. Все-таки не предназначен дамский организм к употреблению крепких напитков, даже если дама суфражистка и надворная советница.
Крестовский подобрался, наблюдая мои движения, чтоб подхватить, ежели сомлею, проговорил, будто извиняясь:
— Для излечения мне требуется непосредственный контакт с солнечным сплетением…
Вообразив, как шеф в чужом доме стягивает с меня платье, обнажая грудь, я замахала руками:
— Пустое! Сон меня освежил.
— Настолько, что работать сможете?
Изобразив мощную берендийскую бабу, я уперла руки в боки, беззвучно сообщила:
— Мы их сделаем, Семушка.
Он не поверил, я точно видела тень сомнения в сапфировых чародейских глазах, но улыбнулся.
Пройдясь по комнате из конца в конец и выпив еще воды, я тоже уверенность немного растеряла. Вдруг ошибаюсь, вдруг упустила чего? Злыдня эта хитроумная горазда честных сыскарей за нос водить. Может, на завтра допрос отложить? Утро вечера мудренее. Лучше в баню отправиться, косточки попарить, отмыться. Я же грязная, как чушка, и платье мятое. Может, лавки еще не закрылись, и я успею свежий наряд из готовых приобрести. Нет, Геля, нельзя откладывать. Злыдня медлить не собирается, напролом к цели прет. Пока ты перышки чистить будешь, у Бобруйских покойников прибавится. Это ведь так просто: яд или петля, самоубийство от невыразимой скорби.
Развернувшись на каблуках, я спросила:
— Поминки закончились, можем к допросу приступать?
Семен сделал глоток из моего стакана, в груди кольнуло. Такой интимный жест, такой родной.
— Ни о чем не забыли, Евангелина Романовна?
Мысленно вызвав перед собою паутинку сыскарской схемы, я ответила по уставу:
— Никак нет.
— Даже о посещении дамской комнаты?
— Вот весь вы в этом, ваше превосходительство, — бормотала я, толкая дверь и быстро идя по коридору, — только бы барышню чиновную позорить.
Крестовский шагал следом и остановился лишь у порога упомянутого помещения. И то потому, что я непотребным нарушением интимности возмутилась, а так бы и внутрь вошел. Видимо, мое отсутствие и то, что я о нем не предупредила, чародея встревожило не на шутку.
Умываясь перед зеркалом, я старалась в него не смотреть, но пришлось. Чучело. Форменное чучело. Волосы — солома, лицо синюшное, только на щеках румянец, будто свеклой притирали. Веснушки еще. Вот бы зима была в Берендии круглогодично, чтоб рыжих барышень от этой напасти избавить. Кое-как заколов выбившиеся из прически локоны, я вышла в коридор.
— Попович готова к бою, — одобрил шеф. — Мне сообщили, что из приказа еще не явились. Желаете арестантку дождаться?
— Без нее начнем, — решила я после недолгого размышления.
— Извольте.
Сбившись с шага, я пытливо посмотрела в лицо начальства.
— Семен Аристархович, вы меня, что ли, экзаменуете?
— Просто хочу удостовериться, что надворный советник Попович способна… Бросьте, Геля, после поговорим.
— Лучше сейчас, чтоб недомолвки меня от допроса не отвлекали. Вы же меня знаете, я о двух вещах одновременно думать не умею. Что произошло? Меня в другой приказ переводят? В тайный?