"Фантастика 2023-174". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Игра? Серьезно? Вот сейчас?
— Кроме того, когда ты узнаешь, что я про тебя знаю — тебе опять-таки станет неловко. — добавляет Натсуми: — насладись последними минутами без неловкости. Кто знает, что произойдет потом… может ты перестанешь со мной общаться…
— Это вряд ли — говорю я: — я ничего не скрываю от людей и никогда не перестану общаться с тобой… если у меня будет выбор. И если ты мне позволишь.
— Видишь, какой ты опасный человек, Кента-кун — улыбается Натсуми своей грустной улыбкой: — кто-нибудь менее умный и более наивный чем я — поверил бы тебе. Самое страшное здесь то что ты сам себе веришь, когда говоришь об этом. Так ты и полиграф пройти сможешь.
— Конечно верю — киваю я, отставив в сторону свою газировку со вкусом персика и «кусочками фруктов внутри»: — это же правда.
— Хорошо — отвечает мне Натсуми и, неловко повернувшись — толкает банку со своим кактусовым пойлом и банка падает. Натсуми пошатывается и я — едва успеваю вскочить и придержать ее за локоть.
— Совсем забыла про эту банку — огорчается она и глядит вниз: — замусорила море. Как думаешь, рыбки не отравятся?
— Ээ… — вспоминаю ядовито-зеленые иероглифы на банке и понимаю, что колеблюсь с ответом. С одной стороны — не должны они отравиться, банка то маленькая, а океан огромен, но с другой стороны такое пойло может и в малых дозах вред здоровью нанести. Или там катализатором послужить.
— Кактус же — логично замечает Натсуми и успокаивается: — кактус — растение. Значит все нормально. Банку только жалко, она ж не разложится… лет сто будет разлагаться. У нее полиэтиленовое покрытие изнутри и лак снаружи…
— Так о чем это я? — говорит она и я вдруг понимаю, что стою очень близко к Натсуми-тян. Слишком близко. И даже ее за руку держу.
— Как я уже говорила — ты опасный человек, Кента — продолжает она, не делая попытки отстранится: — видишь, одна моя ошибка и ты уже совсем рядом. А я… довольно уязвима.
— Так уж и уязвима — я делаю шаг назад, восстанавливая попранное личное пространство Совершенного Хищника, прекрасно понимая, что плевать ей на это самое личное пространство. Ей на многое плевать. И я знаю почему.
— Так вот — говорит она: — знаешь, ты можешь обмануть кого угодно. Полицию, якудзу, эту простачку Сору-тян и даже коварную оппортунистку Юрико. Можешь манипулировать Бьянкой. Можешь втирать очки всем вокруг, маме, папе, сестренке… кому угодно. Но я знаю о твоем внутреннем моральном компасе и о том, насколько он… свободен. Я бы пошутила — что он вовсе отсутствует, но это не так он у тебя есть. Сложить два и два — небольшая заслуга и это не сложно. Элементарно, Ватсон.
— Погоди… ты о чем? — внутри у меня, словно шерсть на загривке обозленной собаки — поднимаются подозрения. Она знает?!
— Ара-ара, Кента, вот ты и стал серьезен… — мурлычет Натсуми и вдруг снова оказывается совсем рядом: — а если я действительно знаю — что ты будешь делать? Перебросишь меня через этот парапет, а? Здесь довольно высоко и у меня нет никаких шансов выплыть… опять-таки волны и, наверное, я ударюсь головой о гранитные плиты, пока буду падать…
— Обожаю твои фантазии, Натсуми-тян — отвечаю я и мои слова звучат так сухо, как только возможно. Я отстраняюсь от нее и складываю руки на груди: — что за бред?
— Фантазии, да? — задумчиво тянет Натсуми: — бредовые измышления? Действительно, предположить, что школьник будет искать людей, ответственных за изнасилование сестры своей… кто она тебе? — она поднимает голову вверх и прижимает свой пальчик к подбородку: — Мико Танн? Знакомая? Нет, у вас же было «это» в душевой. Любовница.
— … — я молчу и не знаю, что сказать. Как? Откуда она знает? Погоди-ка, она же нашла все сведения про саму Мико и ее сестру, это она и прислала мне файлы… но как она пришла к умозаключению…
— Да, что школьник будет искать этих людей — еще можно. Но вот то, что школьник убьет одного из них и сделает так, чтобы это выглядело как самоубийство… это и правда бред. Фантазии. Нет, зная тебя, я могла бы предположить, что ты можешь проломить ему голову — случайно. Избить. Покалечить. Но хладнокровное убийство, при этом продуманное заранее, запланированное… инсценировка суицида… я бы и сама в это не поверила. — улыбается она: — и не поверила. До этого момента.
— Что?!
— Ты не умеешь играть в покер, Кента-кун. Я не была уверена, но сейчас, глядя на твое лицо, я совершенно точно могу сказать, что некий студент не просто повесился в своей квартирке, но был повешен. Как ты это сделал, Кента-кун? И что ты будешь делать теперь, когда узнал, что я — знаю? — на ее лице играет улыбка, а в глазах плещут солнечные блики.
— Да что не так с вашим поколением — ворчу я, опускаясь на скамейку: — прав был Широ, все долбанутые. Вот ей-богу, позвоню Широ-сану и напьюсь с ним в пятницу вечером… или сегодня.
— И это все? — Натсуми садится рядом со мной и закидывает ногу на ногу: — это все, на что способен знаменитый Маньяк из Сейтеки?
— Во-первых у тебя слишком буйная фантазия, На-тян — говорю я: — я отрицаю и буду отрицать все что ты только что сказала.
— Но мы то знаем — понимающе кивает она: — что я знаю.
— Во-вторых я тоже знаю. — продолжаю я: — о тебе. Или вернее — о твоем состоянии. О, не беспокойся, Мидори ничего мне не сказала. Она — кремень. Но есть люди, которые в состоянии проникнуть в закрытый кабинет и сфотографировать диагноз.
— Шизука — сужаются глаза у Натсуми: — мелкая тварь… но я буду все отрицать.
— Но мы-то знаем — вздыхаю я: — что я знаю. Я видел диагноз и…
— Мне не нужна жалость — она резко встает и снова шагает к парапету. Долго смотрит вдаль.
— Послушай… — начинаю было я, но она перебивает меня.
— Мне не нужна жалость и мне не нужно внимание. Особое отношение. Все что мне нужно — это прожить простую школьную жизнь. И … жизнь после школы. Сколько получится. Поэтому я ушла из Академии Белого Феникса — как только поставили диагноз. Я все знаю. И я давно уже живу с этим. Мне не нужны жалостливые взгляды и душная атмосфера жертвенности «девочка же умирает, давайте поддадимся ей». Мне не так много осталось, черт побери, чтобы я тратила это время на такое! — Натсуми повышает голос: — это и есть смерть — когда ты еще ходишь, но никто не признает тебя живой! И я не просила тебя залезать в мои файлы! У всех моих подруг достаточно такта, чтобы не задавать глупые вопросы! И только ты… только ты не в состоянии сдержать свое любопытство. Ну и что? Доволен? Счастлив? Рад? Да, мне осталось не так много, а я хочу, я хочу, чтобы осталось много! Я хочу увидеть рассвет вместе со своими друзьями и отправится с ними в поездку, я хочу остановится на горячих источниках и драться подушками в номере, я хочу… хочу чтобы мой первый раз был, когда он взял бы меня на руки и нес к постели по лепесткам роз… хочу свадьбу и много-много детишек… но я не смогу. Ты — сможешь! Разве это справедливо?! — она вдруг замолкает и всхлипывает. Я молча обнимаю ее, но она отстраняется и отворачивается в сторону. Мы молчим. Она стоит и смотрит вдаль, на море и плечи ее вздрагивают. И я только сейчас замечаю, какие они у нее худые. Ведь они не были такими в начале года — мелькает мысль, и я вспоминаю все. Как она пошатнулась, облокачиваясь на парапет, как попросила открыть ей банку газировки… конечно, мелкая моторика деградирует в первую очередь, мышцы атрофируются, а ведь она была спортсменкой, для нее такое — вдвойне тяжело. Стискиваю зубы. Жизнь несправедлива. И смерть — тем более. Как принято говорить на поминках — смерть забирает лучших. Молодых. Красивых. Умных. Талантливых. Таких как Натсуми-тян. Хотя это неправда. Смерть забирает всех. И заберет всех. Уж я-то знаю.