"Фантастика 2023-176". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Понятия не имею, зачем вы тут. Так что вам лучше объясниться.
— Тебе надо вернуться домой, сыночек, — причитает «мама», — мы тут по тебе все глаза выплакали, не знаем, что и думать…
— И обо мне ты забыл, — в голосе лже-Домино не упрек, а злорадная радость. — Предал меня. Поверил этим салардам, которые называют меня ведьмой и нечистью? А я-то тебе верила.
— Знаете, вам лучше уйти, — я, превозмогая темный страх, подхожу к входной двери и отпираю замок. — Ступайте с…
Я едва не договариваю «с Богом», потом понимаю, что не стоит. Они подчиняются, выходят из кухни, обдавая меня холодом, проскальзывают мимо меня, как тени и скрываются во тьме за дверью. Беззвучно и бесследно. Но белая женщина не торопится уходить следом за ними. Она поворачивается и поднимает вуаль. Ее лицо…
Я уже видел ее, эту…. Это существо. В замке Халборг. Иштар, королева вампиров, убитая сэром Робертом.
— На этот раз мы уйдем, — говорит она с ледяной улыбкой, и мне кажется, что ее голос звучит печально. — Но рано или поздно мы встретимся с тобой, Эвальд. Это неизбежно.
— Я знаю. Но я не боюсь.
— Разумно. К чему бояться неизбежного, верно? Более того, ты мне нравишься. Мы с тобой враги, но твой путь честен, а честность всегда вызывает уважение. Скажу одно — этот путь будет долгим, Эвальд. Очень долгим, и настоящая истина откроется лишь в самом его конце. Поверь мне.
— Дверь открыта, — я показываю в темноту, поглотившую двух призраков. — Уходи.
— У тебя еще остается возможность выбрать, юноша. Твой выбор решит все.
— Я уже выбрал.
— Домино? Она на нашей стороне. Такова ее судьба, изменить Предназначение никто не в силах. Даже ты. Не забывай об этом.
— Я не позволю забрать ее у меня.
Белая усмехается.
— Однако ты сам только что велел ей уйти, — отвечает она.
— Это не Домино. Это…
— …ее будущее, — перебивает белая. — То, чем она станет однажды. Верно, Эвальд. Но сейчас мы говорим о тебе, а не о ней. Не страшно взглянуть в будущее?
— Пустая затея. Тебе меня не напугать.
— Я вижу три дороги, открытые для тебя. Первая давно определена. Ты проживешь долгую жизнь, — говорит белая женщина с невыразимо страшной усмешкой, — и умрешь глубоким стариком, пресыщенным жизнью и окруженным почетом. Простая жизнь простого человека. Так живут тысячи и умирают тысячи. Но стоит ли так умирать? Может лучше отправиться дорогой войны, вспыхнуть, как яркая звезда, и уйти молодым? Или обмануть смерть и встать на путь Вечности? Все в твоих руках… фламеньер.
— Смерть не обманешь.
— Это верно, — глаза белой вспыхивают искрами. — Она всегда права. И последнее слово всегда за ней.
— Тогда к чему этот разговор? Просто так, языком почесать?
— Я всего лишь напомнила тебе о своем существовании.
— Убирайся!
— Твое счастье, что высшие силы покровительствуют тебе, — отвечает белая. Ее глаза вспыхивают алым пламенем, и все во мне застывает от темного животного ужаса. — Пока покровительствуют. Помни мои слова…
— Эй ты, вставай!
Толчок в плечо. Ночная темнота складывается в нависшую надо мной фигуру. Я слышу лязг металла и ощущаю крепкий запах кожи, мокрой шерсти и пота. Это тюремщик, надзиратель за каторжниками, приписанными к шахте.
— Встать!
Встаю не без усилия — ставшая за последние недели привычной ноющая боль в пояснице сразу напоминает о себе, пронзает, как забитый в крестец раскаленный гвоздь. Всовываю ноги в уродливые войлочные чуни, надеваю куртку. Бессмысленно спрашивать, какого хрена меня подняли среди ночи — надсмотрщик не ответит. Хотя я ему почти благодарен за то, что разбудил меня. От виденного сна до сих пор по коже гуляют мурашки.
— Руки! — негромко, чтобы не разбудить спящих, командует надсмотрщик.
Я протягиваю руки, и стражник ловко надевает на меня «браслеты». Значит, не на работу. Тогда куда?
— Пошли!
На улице морозно, и такой чистый, такой сладостный после спертой удушливой вони каторжного барака ледяной воздух, ворвавшись в легкие, заставляет меня закашляться. В небе тесно от звезд, и луна полная. Красиво. Надсмотрщик вынимает из поставца у дверей коптящий факел, приглашающе тычет меня рукоятью плети в спину. Мол, давай, шевели ногами.
От каторжного барака до железорудной шахты «Уэстанмеринг» минут пять неторопливой ходьбы по извилистой, петляющей между кучами выброшенной породы тропе. Я шел по скрипящему снегу, дрожа от холода, и думал о своем сне. За последние три недели мне часто снились кошмары, но такого скверного сна я не видел никогда. Конечно, этот сон к худу. Все, что со мной происходит, все к худу. Хотя…
Если это пустое видение, обычный ночной кошмар, стоит ли грузиться из-за него? Если же вещий сон, предупреждение от темных сил, у которых я встал на пути в этой реальности, есть повод для оптимизма — враг все еще не списал меня со счетов. Пытается завладеть моей душой, воздействовать на меня. Зачем?
Мне вдруг вспомнилось стихотворение Сергея Калугина, на которое я случайно наткнулся в Интернете, и которое меня поразило своим трагизмом и своей обреченностью. Каждое его слово легло мне на сердце. Я даже собирался положить его на музыку, но потом оставил эту идею. Может, эти стихи не про меня, но… Близко так, до щеми в сердце:
Удары сердца твердят мне, что я не убит. Сквозь обожжённые веки я вижу рассвет. Я открываю глаза — надо мною стоит Великий ужас, которому имени нет. Они пришли как лавина, как чёрный поток, Они нас просто смели и втоптали нас в грязь, Все наши стяги и вымпелы вбиты в песок, Они разрушили всё. Они убили всех нас… И можно тихо сползти по горелой стерне, И у реки, срезав лодку, пытаться бежать, И быть единственным выжившим в этой войне, Но я плюю им в лицо, я говорю себе: «Встать!»… Я вижу тень, вижу пепел и мёртвый гранит, Я вижу то, что здесь нечего больше беречь, Но я опять поднимаю изрубленный щит, И вынимаю из ножен свой бессмысленный меч… Я знаю то, что со мной в этот день не умрёт: Нет ни единой возможности их победить, Но у них нету права увидеть восход, У них вообще нет права на то, чтобы жить! И я трублю в свой расколотый рог боевой, Я поднимаю в атаку погибшую рать, Я кричу им: «Вперёд!», я кричу им: «За мной!». Раз не осталось живых, значит — мёртвые, встать!Невольно, дрожащими губами, я начал читать эти стихи. Надсмотрщик услышал.
— Эй, что ты там бормочешь? — буркнул он.
— Молюсь, — прохрипел я, не оборачиваясь.
Еще через пару минут мы подошли к резиденции констебля рудника, огромному двухэтажному срубу с окошками-бойницами. Надсмотрщик отворил дверь, втолкнул меня внутрь. Провел в просторный пустой зал, слабо освещенный полудюжиной масляных фонарей, развешанных на подпирающих стропила столбах и горящим в камине пламенем. У камина стоял человек, спиной ко входу, заложив руки за спину.