"Фантастика 2023-181". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Сунувший руку в кислотный чан не должен удивляться, если она отсохнет, - произнес Дженнак.
– Рука твоя пропала, и сам ты пропал - так сохрани хотя бы сетанну! Я знаю, что меня хотят предать; знаю про галеры, идущие к Цолану, знаю, что будет бой у святилища… много знаю! Но ты-то здесь при чем? Ты, молодой глупец?
– Добей… - прохрипел Оро'минга, - добей, плевок Одисса…
– Добью. Но ты обещал мне кое-что рассказать. Например, о себе и об этих судах.
Дженнак выпрямился и протянул руку к морю. Там, появляясь из-за ближнего мыса, длинной чередой плыли корабли - не океанские драммары, каких у атлийцев не было, а длинные, низко сидевшие в воде боевые галеры, с двумя мачтами, с черными квадратными парусами, с полусотней весел по каждому борту, с метателями на носовых и кормовых башенках. Ветер был несильным, но дул прямо с запада, и паруса горделиво выгибались, сверкая вышитым знаком серебряной секиры; полотнища из перьев на кончиках мачт будто летели к востоку, к Цолану, к причалам его, к пирамидам, к насыпям и к святилищу, покорно ждавшим за краем юкатской земли. Дженнак насчитал двадцать шесть галер, и пока он рассматривал их, из-за мыса появились еще четыре.
Оро'минга, тоже кося глазами на море, пробормотал:
– Харра! Они уже здесь… Ну, пришел твой очеред собирать черные перья!
– Может быть, да, может быть, нет, - Дженнак погляднл на колесницу и сидевшего рядом Ирассу.
– Так ты будешь говорить со мной? Я спрашивал, зачем ты тут… Ну?
Тассит молчал, крепко стиснув губы, на которых продолжали вздуваться и лопаться кровавые пузыри; терять ему было нечего. Впрочем, Дженнаку тоже.
Лицо его вдруг начало меняться, становиться шире и чуть-чуть круглей; кожа едва заметно посмуглела, глаза посветлели, сделавшись из изумрудно-серых нефритовыми, подбородок выдвинулся, брови приподнялись. Это была нетрудная метаморфоза - один светлорожденный становился другим, потомок Одисса принимал обличье потомка Мейтассы, сокол обращался вороном. Но оба они оставались птицами.
Дженнак ощерился и с надменным видом вздернул голову. Оро'минга следил за ним уже не с ненавистью, с ужасом; щеки его побледнели, на висках выступил пот, пальцы, сжимавшие рану, ослабли, и между ними начала сочиться кровь.
– Колдун… - прохрипел он, - проклятый колдун… Слышал я об этом, да не верил… Клянусь благоволением Мейтассы! Меня победили колдовством!
– Тебя победила собственная глупость, - сказал Дженнак.
– Смотри на меня! Смотри, безмозглый койот! Я - твоя совесть! И я говорю тебе: облегчи свой путь в Чак Мооль признанием! Тысяча дорог ведут в Великую Пустоту, тысяча трудных путей, и лишь один легкий; лгун, нарушивший слово, отправится туда с хвостом скунса в зубах. Подумай об этом, Оро'минга!
– Ты умеешь уговаривать, - хрипло выдохнул тассит, - умеешь! Особенно умирающих! Ну, ладно… Желаешь знать, что задумано и что случится? Узнай! В деле с храмом Ах-Шират сидит на своей половине ковра, а Одо'ата - на своей. Ты сам это видел вчера… видел, да не понял… А знак-то ясный!
– глаза умирающего сверкнули торжеством.
– Ясный! Атлийские суда приплывут в Цолан, но атлы не сойдут на берег, не прикоснутся к храму, не тронут пыли на его стенах… Они в Скрижаль Пророчеств не верят и не хотят, чтобы запятнало их святотатство… А мы, тасситы, верим! И сделаем, что надо! Что захотим! Там, на кораблях шесть тысяч отанчей и кодаутов… лучшие воины… возьмут святилище… воду выжмут из камней, но разыщут Книгу… Разыщут! Тогда и атлам придется поверить…
Дженнак кивнул. Слова Оро'минги не были для него откровением; он ждал чего-то подобного, и теперь все встало на свои места. Степняки захватят храм, осквернят его, атлы же останутся в стороне; потом придут в Цолан восстанавливать руины, да так там и останутся в роли защитников святынь. Сделанного не воротишь, и без больших хлопот и сопротивления Великих Очагов Юката свалится в подставленные руки Ах-Ширата. Вот одна из его птиц, и одна стрела - тасситская! Ну, а другая куропатка прилетела из Арсоланы и принес ее светлый тар Дженнак! Ради этой птички Ах-Шират не станет воевать; проглотит Святую Землю, подомнет опозоренных тасситов и примется строить большие корабли, способные плавать в океанских водах… Так что план Чантара все-таки восторжествует! И договор тоже будет подписан, если не тасситами, так атлийцами… в День Пчелы или Камня… или в другой день, когда храм будет лежать в развалинах…
Он посмотрел на Оро'мингу, будто спрашивая взглядом - а ты-то здесь причем? Затем повторил вопрос вслух.
– Я искал славы… - Рот тассита был наполнен кровью, и зубы из белых сделались алыми.
– Великая слава - срубить столб Дома Одисса… убить неуязвимого… Великая сетанна! За ней я и приехал… отец привез…
Он что-то забормотал, впадая в предсмертное беспамятство, и Дженнак, низко склонившись над ним, разобрал:
– Одо'ата… ублюдок, полукровка… скоро сдохнет… а пока не сдох… пока… я - наследник… кто скажет против?.. кто возразит?.. моя сетанна… сетанна будет высока… высока и крепка, как Горы Заката… так сказал отец… я - наследник… власть придет к роду Оро… придет, если я убью одиссарца… придет ко мне…
– Пьющий крепкое вино видит сладкие сны, да пробуждение горько, - сказал Дженнак, поднимая топор.
Потом, не оглядываясь на замершее на песке тело, он направился к дороге, к пальмам и к своей колеснице с огненногривыми иберскими жеребцами. Ирасса, тоже разглядевший корабли, уже выкатил барабан и установил его на плотной дорожной насыпи. Его лицо было безмятежным, словно не в бой он собирался, а к каким-нибудь прекрасным майясскам или арсоланкам, чтобы выпить чашу вина да возлечь на шелка любви.
Молча и не спеша они облачились в доспехи, помогая друг другу затянуть шнуровку. Дженнак сунул под панцирь свой магический шар, обернув его белой душистой тканью, одел пояс с тайонельскими клинками, высокие сапоги, наплечник с торчавшими по бокам шипами, и шлем, на вершине коего разевал клюв серебряный сокол. Облачившись так, он сделался похож на краба - грозного краба, покрытого сталью, кожей и костью, такой же прочной, как металл; за недолгие мгновенья он превратился в человека войны, готового сечь и бить, рубить и разить, колоть и стрелять; и мысли голодного ягуара стали его мыслями.
Ирасса, помогавший ему, спросил с любопытством:
– О чем ты домогался у тассита, мой лорд? Почему не прикончил его сразу?
– Мы обсуждали, как печь земляные плоды, - ответил Дженнак.
– Видишь ли, парень, есть целых сто способов, и из всех этот глупец выбрал наихудший. Да будет милостив к нему Коатль!
– Да будет, - согласился Ирасса, выкладывая на барабан тяжелые кипарисовые палки.
– Но печь, жарить и варить - женское дело! К чему воину разбираться в земляных плодах? И что он должен знать о них, мой лорд?
– Воин - ничего, наком - все; ведь он не только ведет воинов в бой, но и кормит их, и ест с ними из одного котла, и готовит победу из тех плодов и злаков, что найдутся под руками. Выживешь сегодня, Ирасса, станешь накомом, поймешь.
Дженнак подошел к барабану, поднял тяжелые била и, встав лицом к северу, поглядел на корабли. Двигались они быстро; не успеет солнце подняться на две ладони, как флот окажется в Цолане и блокирует гавань. Но большой беды в том не было, так как в просторной цоланской бухте "Хасс" мог маневрировать и стрелять с близкого расстояния; и, зная Пакити, Дженнак не сомневался, что к причалам прорвется лишь половина галер. Но и этого много; это значило, что против каждого одиссарца встанет двадцать врагов. Или чуть менее, если майясские стражи не разбегутся и выполнят свой долг…