"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
А отцу понравилась другая песня, художника Ира Антосса:
Вышел на жизни дорогу Знаком отмечен светил. Там, где нас всех судят строго, Высший совет отличил.Припев.
Если ты — честный художник, Душу свою не продай. Чистого света заложник, Чуда всегда ожидай. Не воспевал богатеев, Сильным и знатным не льстил, Нищим, крестьянам, лакеям Песни свои посвятил.Припев.
Думал о бедных, убогих, К бунту тянулась душа, Пел соловьём у дороги, Хоть за душой — ни гроша.Припев.
Вызван был "главным злодеем", Встретил вождя-бунтаря, И разглядел лицедея, Лгущего всем почем зря.Припев.
Выброшен вдруг из харчевен, Проклят безумной толпой, Вышел, гоним и растерян, И опозорен молвой.Припев.
В бедной мансарде ютился, Хлеб свой последний жуя, Вдруг ко мне ангел явился, Светом своим осияв.Припев.
Клингор вдруг сказал слова, которые сын не понял:
— Он созрел для Каменщиков.
А про себя князь подумал: "Нам, Каменщикам, очень нужны такие чистые, светлые и прямые души, как Ир Антосс или мой сын. Тем более, когда уже второе государство возглавлено Каменщиком. Конечно, мой дядюшка не очень ортодоксальный Каменщик, но у них на Юге решения приходится принимать весьма экстраординарные: например, любимого сына варварскому царю в наследники отдать. Что делать: другая земля, другие условия, другой народ. Что я сморозил? Другой народ? Но ведь уехали старки. Да, но, судя по всему, раз они выжили и победили, они действительно станут другим народом".
Затем прозвучала красивая музыкальная пьеса и были прочитаны два стиха, созданные в результате любви. Первый из них, прочитанный Лунгом Эритайя, был танкой, но с дерзким нарушением канона.
Жар усмиряя, Туча под солнце пришла. Мир очищая, Перестрадавшее небо Льёт благодатной грозойНо общество, кроме нескольких педантов, отнеслись благосклонно. В пользу танки говорили и несколько смыслов в одном стихотворении, и прекрасная строка: "Перестрадавшее небо", восьмисложник, звучавший почти как пятисложник, который должен был здесь стоять, и передававшиеся из уст в уста другие танки, от откровенно эротических до нежных пейзажных, сложенные этим поэтом в пылу любви. Лир услышал две из них:
Корень охвачен Жаркой подвижной землёй. Волной спускаясь, Просит засеять, Но он лишь глубже проник. Ветер прохладный Тело усыпал твоё Мальвы цветами. Весь сад лаская, Пряный принес аромат.Словом, всё склонило ценителей в пользу молодого дарования.
Следующее стихотворение было на первый взгляд обычным восхвалением возлюбленной в форме сонета, но каким!
Глаза подруги с солнцем не сравнимы, Не шёлком волос жёсткий, а канатом, Красней кораллы милых губ любимой, И плечи не блестят сребром иль златом. Я видел розы красные и белые, Но только лишь не на её щеках, И груди пахнут свежим, чистым телом, Не так, как благовония в духах. Хоть голос милой — это волшебство, Но музыка сильней ласкает слух, Не знаю, как ступает божество: Прелестница, ты не бесплотный дух. Но ты прекрасней тех, кого бесстыдно В сравненьях тешат ложью очевидной.А под конец два молодых доктора вышли на помост, преклонили колена перед своими музами и поцеловали их руки. Художникам такой привилегии дано не было, они просто стояли в стороне, ведь они могли представить свой "товар" лицом всем, а эти — лишь ничтожному меньшинству истинных знатоков. Общество немного ворчало: "Сегодня ни одной картины или скульптуры. Зато научника сразу два. И стихи уж слишком умные. И мелодия сложная. Неужели красота стала клевать лишь на чистый разум?" Но в целом поэтическая и музыкальная части церемонии были оценены очень высоко.
Формально монахи и отшельники на церемонии не присутствовали, но фактически они могли "тайно" пробраться в школу гетер и наблюдать из келий наверху зала, чтобы ещё раз полюбоваться на своих соблазнительниц и благословить их. Считалось, что это помогает окончательно выбросить из души происшедший соблазн и сохранить лишь память об испытанном душевном подъёме. А после коронации соблазнённые святоши должны были направиться в Великий Монастырь на тяжкое покаяние. Правда, ходили слухи, что затем именно из их числа выходят высшие иерархи религии, но им хоть верь, хоть не верь. Коронуемые не раскрывали имён своих жертв никому, кроме мастериц своего цеха, поднимавших их в Высокородные, и духовника. И Монастыри с иерархами тоже молчали.