"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
– Нет.
«Ярек – это Яромир?»
– Как некстати, – со вздохом повторяет Казимир и снова присаживается на край кровати. – Если Ярек не вернется, а со мной что-то случится, Хеленку с Басей некому будет защитить. Чеслав вышвырнет их, не раздумывая. Я составил завещание и отписал им кое-что, не в ущерб, конечно, Яреку, – свекор вконец разволновался. – Да сын был бы не против, я в этом уверен. Но без высокого покровителя завещание превратится в пепел. Янина, защити их, уговори нового мужа выступить в защиту завещания, сама поговори с королевой, вы же подруги. Хеленка не должна погибнуть в нищете или еще хуже, – Казамир побледнел. – Я тебе не говорил, щадил тебя, но время поджимает. Лекарь сказал, мне долго не протянуть… не перебивай, это так. Не хочу, чтобы за мой грех расплачивалась она. Защити ее!
– Конечно, отец, я все сделаю.
– Поклянись.
Как клясться, если я ничего не помню. Хеленка? Красивая белокурая девушка в нарядном бархатном платье, с младенцем на руках. Она стояла поодаль. Любовница Казимира, ну, конечно, кто же еще. А ребенок – это прижитая ими дочка Бася.
– Почему вы не женитесь на Хеленке? – еще один не тактичный вопрос с моей стороны, прикусываю язык.
Вся моя беседа, непонятно с кем и непонятно – где, кажется абсурдом. У меня бред, однозначно.
– Разве ты не помнишь, кто такая Хелена? – свекор злится, дергает золотую цепь, словно к ней прикован.
– Нет, – искренне смотрю ему в глаза.
– Бедное дитя, – он гладит меня по голове. – Ладно, отдыхай. Позже поговорим.
Казимир медленно, совсем по-стариковски шаркая ногами, идет к двери. А ведь он действительно болен.
– Отец!
Он поворачивается.
– Я клянусь вам.
– Спасибо, – дарит он печальную улыбку.
Я одна.
Медленно съезжаю с кровати, голые ступни утопают в ворсе ковра. Шуршит подол. Разглядываю свое одеяние: длиннополая сорочка, а поверх накинуто что-то вроде халата без рукавов. Халат бархатный, спокойного темно-зеленого цвета, по краю бежит вышивка – гроздья и листья калины. Подхожу к зеркалу, вглядываюсь в немного замутненное изображение. Передо мной девушка, и это определенно я – мои светло-карие, а при ярком дневном свете кажущиеся зелеными глаза, мои упрямой дугой темно-русые брови, но только без коррекции, такие, как были у меня еще в школе, мой курносый нос, овальное лицо, как когда-то смеялась Женька, читая статью в модном журнале: «У тебя правильный овал, красотка ты наша». Это она поднимала мою самооценку. «А бывают неправильные?» – отшучивалась я, но было приятно. А вот волос таких у меня никогда не было, нет цвет тот же, русый с каштановым отливом, но длина: я всегда носила локоны чуть ниже плеч, а здесь две длинные толстые косы, ниспадающие чуть не до колен. Наваждение какое-то.
А лицо у этой зеркальной незнакомки растерянное, даже испуганное. Протягиваю руку к зеркалу, касаюсь холодного стекла. Твердь. Не пробить.
Рядом окно манит порывом свежего воздуха. Подхожу и ахаю, прижимая руку к груди. Горы! Солнце большим розовым шаром медленно ползет за покрытые лесом покатые горы! Внизу темнеет лента небольшой реки, перекрытая запрудой, и разливающаяся широким водоемом у самого подножия замка (а я в замке, это определенно). А трава темная, почти бурая, горит синими огоньками цикория. Здесь уже лето на изломе. Ласточки с писком проносятся мимо распахнутых ставень, чуть не задевая те крылом, и тут же уходят в синее бездонное небо. Такой красоты я еще не видела!
Бред, но романтичный.
Возвращаюсь к кровати, заворачиваюсь в шубку и закрываю глаза. Завтра я очнусь и окажусь дома. Ну, или, на худой конец, в больничной палате где-нибудь в Беларуси. Надо просто быстрее заснуть. Спать.
Глава VI. Воспоминания
Утро встретило меня зябким ветерком, кажется, эта растяпа Граська не закрыла на ночь окно. А дело к осени, ночи уже холодные. Я как резвая кобылка вскочила на ноги и подбежала к зеркалу. Повертелась, любуясь отражением, приподняла тяжелые косы вверх, а велю-ка я сегодня Граське заплести волосы колечком, по-ладски. Жалко, что утром солнце не заглядывает в спальню, здесь немного мрачновато, а вот горы уже расцветились лучами восхода. День обещает быть чудесным.
– Граська, умыться неси!
Протирая заспанные глаза, в комнату влетела маленькая служанка.
– Вы уже пробудились, госпожа, – одарила она меня широкой улыбкой.
– А чего валяться в такое прекрасное утро?
– Хвала Господу Богу, вы опять сияете, – всплеснула пухлыми ручками Граська. – Какое платье желает одеть госпожа?
Я задумалась, перебирая в уме платья.
– Винное.
Да, бархат цвета молодого вина. Мое любимое.
Граська, погрузившись в широкий сундук, извлекла желаемый наряд.
– Госпожа, я за водицей.
– Ступай.
Я расплела спутавшиеся за ночь косы, снизу вверх, поднимаясь все выше, продрала их костяным гребнем. Нелегкое это дело – расчесывать густую копну, всегда справляюсь сама, Граська боится сделать мне больно и водит только по верхам.
Умывшись в медном тазу, облачилась с помощью служанки в мягкое платье, обернула талию широким поясом, сотканным из шелковых и золотых нитей. Граська подобрала мои косы вверх, закрепляя их на затылке короной колец.
– На стол не накрывали? – отвернулась я от зеркала.
– Нет, господин пока почивает, это вы у нас ранняя пташка.
– Ну так пойду пройдусь.
Я вышла из своей уютной спальни в широкий коридор, украшенный гобеленами и портретами, деревянные каблучки гулко застучали по каменному полу. Граська засеменила следом. На миг я остановилась у портрета в золоченой раме. Девушка на полотне сидела в смиренной позе, сложив белые ручки на коленях, слегка склонив голову, но в зеленых глазах бегали веселые искры и края губ создавали полуулыбку. Помню, как художник бранился: «Ясновельможная пани, ну будьте посерьезней», – а я не могла посерьезней, потому что меня все время смешили. Вот он смешил, этот красавец на втором портрете. А портрет этот врал. Конечно, художник старался, как мог, и отразил – правильные черты лица, белокурые локоны, но глаза на портрете – холодные льдинки, а у Ярека взгляд был теплым, нежным, а иногда горячим, быстро пробирающим до самого сердца, каким угодно, но только не ледяным.
– А знаешь, Грася, мне сегодня забавный сон приснился, – обернулась я к служанке, – будто у пана Яромира на носу такие круглые стекла, окуляры, как у старичка Дворжика, через них смотрят, чтобы лучше видеть.
– Да неужели через стекло можно лучше видеть, – с сомнением покачала головой Граська, – муть одна, чего там еще увидишь?
– А пан Яромир в них такой смешной был. А где он? Ночью не пришел ко мне и сейчас не вижу. Наверное, с управляющим уехал?
Я заметила, как румяная Граська начала меняться в лице, бледнея на глазах:
– Пани Янина, господин Яромир ведь пропал.
– Пропал? – эхом повторяю за ней.
– Три лета как пропал. Уехал и не вернулся.
Острая боль пронзает виски. Я вспомнила: Ярек пропал!
– Госпожа, вам плохо?! Я крикну кого-нибудь.
– Не надо, – произнесла я, приваливаясь к стене. – Я все вспомню, обязательно вспомню.
Вытираю со лба выступивший пот. Мой Ярек пропал! Яркие краски утра меркнут, и нарядное бархатное платье кажется нелепым, даже глупым, хочется сорвать его и засунуть назад в темный сундук.