"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
– Прикажите ему от меня отстать, – смело посмотрела я ей в глаза.
– Я не собираюсь перед штурмом ссориться со своим лучшим воеводой. Уходите.
Вон как, не такая уж она здесь и всесильная.
– Я уйду, – пообещала я, – но мои люди устали и голодны. Нам нужен отдых.
«А еще мне нужно время на поиск».
– Я тебя предупредила, – устало произнесла она. – Ступай.
Вот так, как холопке на дверь указала. «Ступай». Сидит здесь в махоньком городце, а спеси, как у императрицы альтской. Да мои Калинки побольше этого Давыдова града будут. Я сжала кулаки. Не было бы Ярека, я бы на зло выскочила замуж за этого медведя, только бы увидеть, как эта гордячка беситься станет.
Когда я вышла из княжеского терема, ночь съедала остатки дня. Сумрак уже заволакивал опустевший торг и деревянную церквушку. У входа меня ждали две старушки в беленьких платочках.
– Пойдем, хозяюшка, на ночлег, – скрипуче пропела одна из них.
– Мне надо пристроить своих людей, – завертела я головой.
– Не тревожься, уж почивают, – поклонилась вторая старуха.
И они повели меня через спящую площадь, в узкий проулок. В одном из заборов распахнулась калитка, и я оказалась на широком дворе, в глубине которого виднелись две избы: одна побольше, другая поменьше. На крыльце меньшей избенки сидел один из моих воинов и чистил саблю. Я с облегчением выдохнула.
– Может баньку истопить? – спросила одна из служанок.
– Не надо, сил нет. Просто воды подогреть, обмыться.
Меня проводили в хозяйскую избу, в маленькой горнице рядом с большой печью сноровистые старухи поставили кадку с теплой водой, разложили на лежанке, застеленной стеганным одеялом, рушники и чистую рубаху. На столе дымилась каша и золотились пирожки.
– Помочь, хозяюшка, раздеться?
– А может помыться помочь? – опять пропели старушки.
Местные все говорили вроде бы по-нашему, но забавно певуче тянули слова.
– Нет, я сама.
Хотелось быстрее остаться одной, и все обдумать. Я раздевалась, мылась, облачалась в чистое, ела и не чувствовала: ни приятного тепла воды, ни вкуса угощений, ни мягкости чистой рубахи, а душу грызло разочарование. Идти так далеко, одной среди мужиков, тонуть в болоте, трястись от сырости, истереть в кровь ноги и… ничего не добиться, опять упереться в стену лбом.
Дверь скрипнула, бабульки, наверное, пришли забрать кадку с водой, я медленно подняла голову в сторону двери и вскрикнула, вскакивая с лежанки. Дверной проем загораживала большая фигура. Передо мной стоял Груздь.
Я в страхе отлетела в угол, глаза зашарили в поиске чего-нибудь тяжелого, чтобы отбиваться.
– Да как вы смеете?! Вы что здесь делаете?! – крикнула я ему, стараясь казаться смелой.
– Живу я здесь, – усмехнулся он. – И ты теперь со мной здесь будешь жить, женушка.
Глава XXVII. Ой!
– Да как тебе не совестно?! – щеки запылали от страха и гнева. – Ведь мой муж жив, и ты это знаешь! Вы все это знаете! Где мой муж?! Что вы с ним сделали?!
Я резко схватила со стола крынку, расплескивая квас, и угрожающе замахнулась на медведя.
– Да что этому дурню сделается, – равнодушно бросил Груздь, скрещивая руки на груди.
– Дурню?! – я швырнула в нахала крынкой, но он довольно ловко увернулся. – Да мой Ярек самый смелый, самый благородный, самый… лучший.
– Гляди, вороненок, не захвали, а то зазнаюсь, – и голос совсем знакомый, родной.
– Ой!
Я растерянно посмотрела на медведя. Свет в горнице был приглушенным: две лучины и отблески поленьев из печи; и от этого глаза мужчины напротив казались черными угольками, но это его глаза, глаза моего Ярека. Передо мной уже не юноша, а взрослый мужчина, крепкий как дуб и сильный, но это мой Яромир: его прямой нос, очерченные скулы, тот же изгиб хоть и выцветших на солнышке бровей. И тот же дурной, отчаянный нрав.
– Яречек, – шепчу, касаясь непослушными пальцами его щек, провожу по кончику носа, по жесткому волосу бороды, – Яречек, – слезы срываются с уголков глаз.
– Ну, чего же ты плачешь, вороненочек? – нежно обволакивает он меня большими руками.
– Я не узнала тебя, как я могла тебя не узнать? Я так тебя искала и не смогла узнать!
Он вытер ладонью мои слезы.
– Я сам себя не узнаю. Не нравится пани Янине такой муженек? – напряженно смотрит мне в глаза.
– Больше жизни нравится, – кидаюсь ему на шею, вдыхаю такой знакомый запах, таю в его объятья, и целую, целую, целую…
Нет, это он целует меня, играет мочкой уха, щекочет шею, раскрывает губы. Из груди вырывается невольный стон. Как я истосковалась, как откликаюсь на каждую смелую ласку. Мы падаем на лежанку, и одеяло принимает наши разгоряченные тела. А перед глазами волнами идут яркие вспышки. Кажется, я тоже стала взрослой женщиной. Мы оба изменились…
Я лежу на его широкой груди, слышу толчки сильного сердца. Так хорошо. Он гладит мои волосы, наматывает локон на палец, я помню эту привычку. Что я там собиралась? Не кидаться ему на шею, сохранять гордость, предложить выбрать: я или она. Так вот, есть он и я, и никакой ее. Сейчас никого больше нет, кроме нас двоих. И я не буду ему ни о чем напоминать. Но пожурить его все же стоит.
– Это хорошо, что ты бороду отпустил, – хитро прищуриваю глаза.
– Почему? – не улавливает Ярек усмешки.
– Хватать хорошо, чтобы потрепать как следует, – захватываю жесткое мочало в охапку. – Почему ты сразу мне не открылся, неужели нельзя было сказать обычным голосом, а не рычать как дикий зверь?
– Я не мог. Яромира Ковальского здесь нет, есть Ярослав Груздь, – чмокнул он меня в лоб. – Тебя тоже следовало бы отшлепать по розовой попе, что так рисковала, а если бы с тобой что-нибудь случилось?
– Но у нас такое произошло…
– Я знаю, Богдан все рассказал, вот он меня сразу признал.
Я обиженно надулась, Яромир рассмеялся, потом посерьезнел.
– Отец страдал? – с трудом выговорил он.
– Он умер внезапно, – не стала я говорить ему про затяжную болезнь Казимира. – У тебя осталась сестра, прижил от простолюдинки. Он скучал, Хеленка его отвлекала. Я пристроила ее и твою сестру Басю у Чеслава.
– Этот зануда не возражал? – поднял Ярек бровь.
– Нет, очень хорошо нас принимал, когда мы прятались от самозванца. Нам надо срочно вернуться домой.