"Фантастика 2024-118". Компиляция. Книги 1-27
Шрифт:
Вспоминаю сожженные тела, увиденные по пути сюда, и сердце срывается в галоп. Поднимаюсь.
— Она уже началась. Мне надо предупредить своих…
— Дослушай. Его идею политики не поддержали, им важнее подавить вспыхнувшее в Карталонии восстание. Потому, если даже зачистка началась, Гамилькар обходится силами наемников, а они невелики.
Рэй приносит коктейль, и на время рассказ профессора прерывается. Напившись, Мелиар снова смотрит на меня.
— Присядь. Пара часов ничего ни для тебя, ни для них не решит, а у меня очень мало времени. Возможно, завтра меня не станет: очередной
Минуем спальню и одновременно кухню и оказываемся в последней комнате, где несколько панелей управления, медицинских приборов, стеллажей с инструментами и лекарствами. Пока Рэй обрабатывает рану сперва антисептиком, а затем — регенератором, я спрашиваю:
— Как вы успели все тут оборудовать?
— Это Рэй.
— Ну да, думаешь, я просто так в корпорации ошивался? Мне нужно было спереть ценные микросхемы и врубиться в Сеть. Ну, чтобы быть в курсе их дел. Я оборудовал улавливатель в канализационной трубе, сбрасывал необходимое в унитаз, а потом доставал. Профессор помог мне освободиться, теперь я помогаю ему.
После антисептика рана печет, от регенератора начинает чесаться. Рэй бинтует мою руку, а профессор продолжает обещать золотые горы, которые даст программа. Мои же мысли об одном: нужно предупредить трикстеров.
Обосновываясь, стая сразу же готовит запасное убежище, куда переберется после облавы зверобогих. Я знаю, где оно — как-никак вместе расчищали место. Но не захочется ли мне их убивать? Ведь каждый трикстер — преступник-рецидивист. Озвучиваю вопрос и получаю ответ от профессора:
— Если в момент вашей встречи они не будут совершать ничего противозаконного, ты спокойно с ними поговоришь. А чтобы наверняка, встреться с теми, на ком крови немного, наверняка среди вас есть и такие. И обязательно возвращайся, ведь мы полезны друг другу. Рэй, проводи Леона.
Попрощавшись, я иду за гемодом и, хотя возвращаться не планирую, на всякий случай запоминаю маршрут. Профессор сказал, что программа не будет заставлять набрасываться на трикстеров, на которых нет крови. Моя Гитель — воспитатель, а дети по сути своей невинны, так что я могу вернуться и тренировать детей дальше, а сам буду выходить на поверхность и развивать способности. Если все так, как говорит профессор, мне можно остаться со своим народом. И от этой мысли на душе светлеет.
Я отправлюсь к своим и расскажу все, что узнал, причем — в ближайшее время.
Мы всей стаей обговаривали, где будет сигнализация, потому отключаю ее и легко обхожу. В логово стараюсь идти окольными путями, сейчас уже ночь, но все равно не хочется встретиться с дежурными — это как правило мужчины, и руки у них по локоть в крови.
К каждой комнате ведет потайной лаз, спальню мы с Гитель себе застолбили заранее, и я разрисовал стены так же, как было в предыдущей, так что без труда нахожу коллатеральный ход и на четвереньках осторожно ползу, предвкушая скорую встречу. Только сейчас понимаю, как же нечеловечески скучал по жене!
Единственное, что может помешать нашей встрече — если сегодня Гитель дежурный воспитатель. Из спальни доносится мужской голос, и я замираю. Неужели перепутал ходы? Или с Гитель что-то случилось во время облавы, и спальню занял кто-то другой?
Все равно надо узнать, потому двигаюсь вперед и слышу ее приглушенный смех. Нет, все-таки она на месте. Доносится всхлип, шлепок. Снова смех. И звонкий, как пощечина, звук поцелуя, ласковое бормотание.
Первый порыв — развернуться и уйти. Но заставляю себя двигаться дальше. Что бы там ни было, надо предупредить трикстеров об опасности. Хочется появиться внезапно, застать врасплох, надавать по морде тому, кто смеет быть с ней… Но долг велит сделать иначе: я несколько раз бью по стене, чтобы дать им время подготовиться.
Воодушевленный, я забыл о раненой руке, теперь же она пульсирует болью.
— Там кто-то есть! — Встревоженный голос мне знаком, но кто с Гитель, пока сказать трудно.
— Показалось, наверное, — успокаивает любовника она.
— Не показалось, — отзываюсь я. — Надо поговорить. Пожалуйста, без глупостей, это очень важно.
— Леон?!
Сколько ужаса в ее голосе! Не на такую встречу я рассчитывал.
— Почему ты прячешься? Господи… Дэн, ты тоже это слышишь?
Загорается свет.
Дэн? Вчерашний мальчишка? Наш ученик, который и раньше любил ее, но боялся меня? Отодвигая простыни паутины, выглядываю из лаза. Мертвенно бледная Гитель замерла неподвижно, сжав кулаки. Вид у нее такой, словно она призрак увидела. На ней перекошенная ночная сорочка. Дэн, матерясь, застегивает штаны, бросает на меня косые взгляды.
Спрыгиваю на пол.
— Привет, Гитель.
— Леон, я думала, ты умер, — она косит глазом на Дэна, который вылетает из спальни босиком, захватив берцы и свитер. — Не молчи! Я похоронила тебя и оплакала! Что же теперь — не жить? Пойми, пожалуйста!
На языке вертится колкость, что еще постель не остыла, а она с другим кувыркается, шлюха, но понимаю, что она права, во мне говорит уязвленное самолюбие.
— Я понимаю. Ты права: в некотором роде я умер.
Она разводит руками.
— Что же теперь нам делать?
— Вы уже освоились? Нужно собрать старейшин ближайших стай… Хотя нет. Мне опасно встречаться с ними, пусть будет только наш старейшина. Нааман ведь жив?
Гитель отвечает, отведя взгляд:
— Мы потеряли троих, плюс тебя. Нааман жив, дети все живы. Барке сняли гипс, он творит чудеса…
— Мало времени. Пусть Нааман слушает, но не попадается мне на глаза. Другие тоже пусть слушают, но я не должен их видеть, это для них опасно. Подготовь оборудование, чтобы сделать запись и показать остальным старейшинам. Вам угрожает опасность.
Глаза Гитель блестят от слез, но она сдерживается.
— Что же с тобой случилось? Господи… Я ведь до сих пор люблю тебя! И это все, — она кивает на выход, где исчез Дэн, — чтобы найти забвение! Прости меня. Если бы я знала!
Она падает на колени и обнимает мои ноги, ее плечи вздрагивают. Еще пять минут назад я готов был ее убить, теперь же в душе творится черти что. В некотором роде я даже благодарен ей — ее поступок взорвал мост между мной и моей стаей. Мне не о чем жалеть, значит, буду делать то, что должен.