"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Что-то, однако, ворохнулось в душе Кирилла — что-то похожее на осознание греха, нарушения вековечного табу: «Жизнь и жильё, маленький комочек тёплого защищённого пространства — он ведь и у меня когда-то был?! Или не был? Наверное, в сознании каждого есть место, есть вакансия для „убежища“, как есть место для любви и для Бога. Однако потребность в чём-то ещё не означает, что оно существует реально. Моё Убежище, моя Любовь, моя Женщина променяла всё на поношенный офицерский мундир. У меня теперь НИЧЕГО нет. А вдруг никогда и не было?! — это самое ужасное. Что же я защищал там — в детстве — когда, укрывшись одеялом, от кого-то отстреливался?
Кирилл привстал, вытянулся на скользких брёвнах, рискуя свалиться с пятиметровой высоты. Теперь он вглядывался в другую сторону — в заснеженные просторы леса и тундры. От белизны и мороза глаза заслезились, пришлось как следует проморгаться. И бывший учёный увидел то, что готов был увидеть, — длинную тонкую змейку, извивающуюся вдали. А потом поверх пейзажа возникло бурое жидкобородое лицо Чаяка.
— Друг, — прошептал Кирилл. — Нас с тобой только двое в этом мире. Демон Ньхутьяга не третий — он и есть мы. Здесь никто не уцелеет!
Учёный почти физически ощутил чужое (но не враждебное!) присутствие внутри себя — этакий округлый, плотный, уютно-тёплый комок сладострастной ярости. Он ощутил это и спрыгнул на настил — по-кошачьи мягко.
— Банник давай! — заорал ему в лицо служилый. — Чо стоишь, дурак?!
— Щас, — кивнул Кирилл, распуская ремешок на рукаве. Рукоять ножа привычно легла в ладонь. — Щас дам. На!
Хриплый булькающий стон был ему ответом.
Отогнув пальцы в меховом сапоге, Кирилл врезал ногой по корпусу второму пушкарю — как был согнувшись, казак повалился на бок.
— Ты што, с-сука... — зарычал было третий.
Узкое, бритвенной остроты лезвие легко прошло сквозь несколько слоёв шкур. Сбитый с ног пушкарь подняться не успел — Кирилл полоснул его ножом по лицу и спихнул с настила. А потом пнул ногой бочонок с порохом. Жаровня была рядом. Кругом валялись использованные и новые факелы — бери и поджигай!
Учёный собрал их в пучок — сколько смог удержать — и поджёг все сразу. А потом, широко размахнувшись, швырнул их сверху на груду дров, сваленную возле крайней избы. Пара штук долетела до цели, и шипящий огонь пополз в разные стороны. Одновременно с этим ударил колокол, здесь и там послышались крики: «Таучины!!»
Приближение врага было замечено. Оно лишь усилило толкотню и сумятицу. Однако на многих сигнал тревоги подействовал отрезвляюще: наметилось движение служилых и просто любопытных к стенам — на настил. А Кирилл выплеснул горящее сало на стену башни. И побежал прочь...
Народу на стене становилось всё больше. Учёный не выделялся одеждой и к тому же с виду был безоружен. Кругом кипели страсти, а Кирилл был внутренне спокоен — он знал, чего хочет и как этого добиться: «Всё, что может гореть, пусть горит, всё, что взрывается, должно быть взорвано, а каждый, на пути вставший, пусть умрёт — только и всего...»
Он действовал быстро, бесстрашно и нагло — на виду у всех. И эта наглость вызывала у свидетелей просто оторопь. Люди не успевали осознать, что враг не за стенами, а рядом — среди них. Кто-то запоздало опомнился и принялся орать: «Держи его! Держи урода!» Кирилл отделился от преследователя, отгородился чужими спинами и тоже заорал: «Держи длинного! Бей поджигателя!»
Он не должен был остаться в живых — просто по статистике. И тем не менее остался. Наверное, потому, что не берёгся. В конце концов его, мелькающего в толпе, всё-таки опознали как врага и взяли в клещи. Кирилл не испытал страха, он просто понял, что ничего больше сделать не сможет. Тогда он ударил кого-то по лицу, освобождая дорогу, и прыгнул через зубья частокола наружу.
Место оказалось не лучшим для таких трюков — слишком высоко. Однако учёному опять повезло. Внизу был прилизанный к брёвнам, утрамбованный ветром сугроб. Кирилл не успел сгруппироваться, упал как-то боком и в круговерти снега и боли куда-то покатился. Если по нему и стреляли, то выстрелов он не слышал.
Потом он очнулся и выбрался на поверхность. Сзади был частокол острога, а впереди на снегу темнели упряжки таучинов — они стояли на месте. Вероятно, воины рассматривали горящий острог и пытались понять, что же это значит. Кирилл вытряс снег из-под верхней одежды, вернул на место капюшон и побрёл к ним. Ноги проваливались в наст по колено, в груди и животе всё болело. Очень хотелось помочиться, но замёрзшие пальцы не гнулись, и развязать ремни на одежде не было никакой возможности.
Глава 17
ИСПОЛНЕНИЕ
Таучины так и не приблизились к стенам. Наверное, для защитников это было худшее, что враги могли сделать. В ожидании штурма было упущено время, когда можно было хоть как-то локализовать пожары. Контроль над ситуацией оказался безнадёжно утрачен — острог горел.
Айдарский острог горел всю ночь — дома, склады, лабазы, церковь, крепостная стена. Спасаясь от огня, многие пытались покинуть крепость. Но за пределами стен в прозрачном зимнем лесу спрятаться было негде, а таучины были всюду. Их оказалось даже больше, чем нужно, чтоб контролировать периметр, чтоб никто не ушёл — в дело шли стрелы и копья.
На другой день воины Ньхутьяга начали «зачистку» бывшей крепости. Они не боялись русской «скверны» и бродили по пепелищу, убивая тех, кого ещё не прикончил мороз или огонь. К середине дня им нечего стало делать, и они ушли — кроме собак, ни одной живой души здесь не осталось. Зато начали слетаться вороны — в огромном количестве.
Таучины встали просторным лагерем примерно в километре от сгоревшего острога. Мороз не ослаб — люди ходили закутавшись в меха, прикрывая лица от морозных ожогов. Впрочем, для таучинов такая погода хоть и была неприятной, но экстремальной не являлась. Проблемы отправления естественных надобностей организма на таком морозе стали неисчерпаемым источником веселья и шуток. Оленям же было вполне комфортно — их запас морозостойкости был далеко не исчерпан, и животные активно кормились, что, как известно, является первейшим признаком хорошего самочувствия. Никаких термометров в наличии не имелось, но, по литературным данным, Кирилл знал, что прилично откормленные олени начинают зябнуть после минус сорока градусов. Из этого следовало, что сейчас теплее.
Учёный в очередной раз убедился, что не является киношным суперменом. А является он, скорее всего, инвалидом. Прыжок со стены в сугроб (всего-то 4-5 метров!) вывел его из строя. Или, может быть, просто схлынуло с души ожесточение, глушившее боль. Он плохо помнил, как встретился со «своими». Кажется, несколько упряжек отправились навстречу бредущему по снегу человеку. Его могли бы, конечно, пристрелить, «не спросив фамилию», но таучины были уже не те, что раньше, да и командовал ими сейчас сам Ньхутьяга-Чаяк.