Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 1
Шрифт:
Солдат перескочил через низкую стенку и исчез с другой стороны. Девушка остановилась, как вкопанная. Какое-то время она водила взглядом по окружающей ее свалке, после чего уселась на земле и застыла.
Якуб поднял руку. Теперь они могли снять чужого, не рискуя подстрелить девушку.
Солдат появился снова, подошел к девушке и присел. Оружие он отложил в сторону. Медленно отстегнул от пояса фляжку и приложил к ее губам. Произнес несколько слов, осторожно отвел волосы с ее лица. Якуб ожидал с поднятой рукой и глядел.
Рядом с ним нетерпеливо заерзал Лукаш.
— Так как, Куба? Нам его снять?
— Пускай никто не стреляет.
Приказ отправился по цепочке всем остальным членам группы.
— И что теперь? — блондин не любил подобных ситуаций.
— Поговорим.
— С ним? Зачем?
— Во-первых, я кое-что обещал Каське. Во-вторых, мне кажется, это дезертир. Наверняка идет к американцам.
— Так что? Нам спеть ему Merry Christmas, или чего-то такого?
— Неплохая идея. С удовольствием как-нибудь послушаю, как ты поешь. Но сейчас я иду с ним переговорить.
— Опупел, — это было, скорее, утверждение, чем вопрос. Якуб пожал плечами. Он и сам толком не мог сказать, почему это делает.
— Возможно. Пускай никто не стреляет.
И он пошел. Громко шаркал ногами, поднимая кучу пыли, и вообще, шумя настолько, насколько это удавалось. Так что не удивился, когда, выйдя из подвала, увидел нацеленное в лицо оружие. Русак стоял между ним и девушкой, заслоняя ее собственным телом. — Дурак, промелькнуло у Якуба в голове.
— Ты кто такой?
Солдат говорил с явным восточным акцентом, но понятно. Якуб видел только нижнюю часть его лица, рот, подбородок, фрагмент посиневшей от темной щетины щеки. Все остальное заслонял шлем и матовое забрало. Многое он дал бы, чтобы поглядеть чужаку в глаза. Из глаз человека, целящегося в тебя, многое можно вычитать.
— Комендант Якуб. Несколько моих людей держит тебя на мушке, так что было бы лучше, чтобы ты не делал резких движений, хорошо? Было бы лучше, если бы ты вообще положил оружие.
Русский был вышколен хорошо. Он не огляделся по сторонам, не повел стволом по окружающим руинам.
— Мое оружие не любит валяться на земле, — тихо буркнул он. — Чего хочешь?
Якуб оперся о ближайшую стенку и скрестил руки на груди.
— Ты на моей территории. Сюда ты попал сам, без коллег или боботов. Ты ведешь девушку, которая явно понятия не имеет, что вокруг нее творится. Живешь ты только лишь потому, что на нее не орешь, не бьешь, но явно о ней заботишься. Спрошу всего раз, а потом уже решу, не приказать ли тебя убить. Что ты тут делаешь?
Русский на минуту застыл, после чего медленно опустил ствол и стащил с головы шлем. У него были коротко стриженные темные волосы, прямой нос, черные глаза. Якуб был рад тому, что не видел этих глаз раньше. Из них било такой бешеной решительностью, что наверняка бы приказал застрелить хлопца еще раньше. Чисто из профилактики. То, что он принял за щетину, оказалось громадным синяком, украшающим всю левую щеку солдата.
— Михаил Сенкевич. Рядовой. Номер два, пять, восемь, а, зет…
Якуб прервал его жестом руки.
— Прекращай. Мы — «городские крысы», а не армия. Ты же не сдаешься в плен, а только дерешься за собственную жизнь. В самом буквальном смысле слова. Ты поляк?
Солдат кивнул.
— Из Белоруссии.
— И что? Бежишь к американцам, чтобы вступить в польскую армию и драться за отчизну? Тебя взяли в солдаты силой, а ты не желаешь стрелять в своих? Так? Думаешь, кто-то на подобную сказку купится?
Якуб видел, как из глаз солдата стираются бешенство и гнев. Он пригляделся к нему повнимательнее, если бы не мундир и оружие, чужак выглядел бы словно его ровесник. Или даже моложе.
— На самом деле я…
— И что с того? Ты не первый. Только америкосы каждого беглеца мурыжат так долго, что от мозгов остается только консервы для собак. Наши, впрочем, тоже. Ведь все знают, что русские делают с семьями дезертиров. Так что лучше уж приготовь себе сказочку получше.
В черных глазах вновь вспыхнул гнев.
— Сказочку? Вот тебе сказочка. У меня нет семьи, я из детского дома, так кого у меня убьют? Воспитателя? Да насрать на него, еще и спасибо им скажу…
Походило на то, что тут его заклинило, и больше он ничего не скажет. Но он набрал воздуха:
— Мой сержант и еще трое других любили побаловаться с местными девчатами, бить их, насиловать, пытать. Для этого у них имелся специальный подвал. Похищали их и там держали. Когда уже девчонка им надоедала, запускали туда любого из роты, за несколько рублей, за пачку папирос, за бутылку водки. Пока та не умирала, — тут он уже выбрасывал слова все быстрее, все громче, с уже явным акцентом. — Меня хотели… мне говорили… ты, паляк, ты у нас новый, так что покажи, что ты наш. А если ты ее не оттрахаешь, мы тебе гранату к яйцам привяжем и так пустим. Ну, я им и показал, штыком… и прикладом, и… и еще стулом. А потом забрал девчонку и пошел. К вам. Или к американцам. А куда мне было еще идти?
Солдат отбросил оружие на землю и сжал кулаки.
— Если не веришь, тогда давай — прямо здесь и сейчас. На кулаки. Победишь меня, тогда убьешь и заберешь все. Если я выиграю — пропустишь меня дальше. Так как?
Он отступил на шаг, оставляя снаряжение на земле.
Якуб расплылся в усмешке. Все это было так безнадежно по-дурному, что даже… здорово. Теперь он мог бы за один раз закончить со всей этой комедией. Вот только… черт, как мог он вернуться домой и сказать Каське, что в ее именины приказал пристрелить какого-то безнадежного романтика.
— Хорошо, — отклеился он от стены. — Выигрывает тот, кто дольше устоит на ногах. Только уж будь добр и сними жилетку. Она будет тебя тормозить, так что перевес будет на моей стороне.
— Вот так. И это, и вправду, было забавно. Но, насколько я помню, ребята, вы тоже начали свое знакомство с драки. Среди взрослых все оно выглядит точно так же, иногда они попросту начинают бить по головам, чтобы установить, кто из них более храбрый, умный или красивый. Если бы меня кто спросил, точно так же поступают шимпанзе. Во всяком случае, воин — будем называть его первым вассалом, хорошо? — победил молодого короля, причем, на глазах всей его свиты. Только, о чудо, это стало началом настоящей дружбы. Хорошо, а остальное я расскажу вам уже после обеда. Пани Мария будет весьма недовольна, если вы снова опоздаете. Все, все, бегите. У меня ведь тоже обязанности имеются.