Фантазии
Шрифт:
— Довольно кнута, пора применить иной метод. — Адриан повернулся к Бэкфилду: — Можете дать отчет по иным землям?
— Так точно, владыка. О Севере ничего доброго не скажу: там ситуация крайне далека от малинового варенья. В восточной Альмере тоже не конфитюр: Минерва пролетала там на своем корабле и многих сильно впечатлила. Также посылала войска на Бэк для защиты от шаванов… Но остальные земли, к великой нашей радости, ничего о Минерве не ведают! То бишь, дворяне и грамотные знают, но простой люд не успел распробовать: слишком мало она корону носила. А про вас, владыка, помнят главное: пока были вы — был мир. Весь беспорядок начался из-за Ориджина, а продолжился при Минерве.
—
Бэкфилд кивнул:
— О чем и речь! Эвергард — это замок в Альмере. Про него знают только альмерцы, дворяне и грамотеи, читающие книжки. Для простого люда из других земель Эвергард — все равно что луна. Простой люд мыслит просто: Орижин попер на владыку, значит, Ориджин — злодей. А Минерва — премного извиняюсь, его подстилка.
— А что будет, если я приглашу людей из разных земель к нам в Фаунтерру? Пущу дармовые поезда, обеспечу пропитание и попрошу лишь об одном: «Владыке нужна ваша поддержка. Приезжайте в столицу, скажите слово в мою пользу».
Молодцы переглянулись. Рука Додж снова начал первым:
— Так весна же идет. На носу посевная, куда они поедут…
— Это будет не сейчас, а осенью. Сразу после уборки урожая.
— А, тогда само собой! — просиял сержант.
Полковник отметил:
— Славная идея, владыка. Но, виноват, как вы обратитесь-то к черни? «Голос Короны» она не читает, волной и голубятнями не пользуется. Глашатаев пошлете? На каждого вашего глашатая местные лорды выставят десять своих… В виду безграмотности чернь недоступна для общения.
Адриан молвил с весьма довольным видом:
— Я обращусь к народу своим собственным голосом. Со ста площадей в сотне разных городов одновременно. И никакие лорды не заткнут мне рот, поскольку сами будут слушать с разинутыми ртами!
Бэкфилд и Додж не поняли ровным счетом ничего. Зато секретарь теперь в полной мере оценил идею сеньора. И если говорить о гениальных изобретениях, то вовсе не машина профессора Олли была таковым, а способ ее применения, придуманный Адрианом.
— Слава Янмэй! — с чувством воскликнул секретарь.
— Благодарю, — кивнул сеньор. — Молодцы мои, в связи со сказанным выше, вам поручается присмотр за ученым по имени Николас Олли и его лабораторией в физическом факультете. Никакие бумаги и приборы из лаборатории не должны попасть в руки к кому бы то ни было, кроме меня. Работе ученого не мешайте, пока она не будет закончена. Едва завершится — все результаты ко мне на стол. Задача ясна?
— Так точно, владыка!
Секретарь кашлянул:
— Осмелюсь добавить…
И снова замялся. Минерва предала его дважды: один раз — когда пропустила мимо ушей его признание в любви; второй — когда забыла о нем самом. Именно потому секретарь не принял исцеление из ее рук: ее запоздалая забота унизила его. Но сейчас речь идет о судьбе престола, будущее всей империи стоит на кону. Личная обида — слишком мелочный мотив, чтобы учитывать его в таком деле.
Однако она предала не только секретаря. Она изменила своему императору и сюзерену. Против всех законов чести уселась на трон, а Адриана высмеяла, назначив бургомистром. Нет, этой женщине нельзя доверять.
— Ус-становите слежку за самим профессором, — с легким заиканием сказал секретарь, — и за его ст-туденткой Элис Кавендиш. Я допускаю, что они попытаются связаться с П-первой Зимой.
— Благодарю, — кивнул Бэкфилд. — Приму во внимание.
Первая неделя после Весенней Зари недаром зовется временем надежд. Птичий щебет и звонкая капель талых вод будят светлые чаянья в душах пастухов и мастеров, секретарей и бургомистров, и даже академических ученых. Профессор Николас Олли возлагал живейшие надежды на грядущие выборы императора — однако надежды совсем иного сорта, чем другие герои нашей истории.
Профессор Олли терпеть не мог, когда вельможи вмешивались в его работу. Все власть имущие жаждали из каждого открытия выжать сок в виде прибыли и влияния. Наука низводилась до роли рабыни двух господ: политики и военного дела. Душа профессора бунтовала против этой вельможной тирании. Однако нельзя сказать, что симпатии Николаса были на стороне народа. Он уважал народ, но абстрактно, издали. Подобным образом шиммерийцы уважают льва, нарисованного на гербе, хотя никогда не видели сего зверя наяву.
Профессор Олли изобретал устройства не ради использования людьми, а ради тончайшего искусства, выраженного в них. Силы природы виделись ему чем-то вроде клавесина или арфы: умелый музыкант, дергая за правильные струны, может извлечь из них красоту. Боги создали искровую силу: незаметную, неощутимую, зримо проявленную только в ярости грозовых молний. Но ученый с помощью своего интеллекта может выделить ее из невидимого мира, преобразовать, направить — и создать нечто удивительное. Правильный набор сопротивлений, индуктивностей и емкостей, правильная схема, спаянная чуткими пальцами студентки, — и вот дикая сила природы научилась запоминать слова, говорить и петь. Устройство профессора Олли нельзя было назвать иначе, чем шедевром.
Его работа требовала предельного сосредоточения, больших умственных усилий и очень много времени. Потому Николас Олли любил войны. Увлеченные взаимным истреблением, лорды забывали о науке и не вмешивались в дела университета. Пока гремела Северная Вспышка, и Серебряный Лис вел полки против Ориджина, профессор доводил до совершенства аппарат волны. Ему никто не мешал, кроме Феликса — тогдашнего ассистента. Этот олух то и дело норовил рассказывать новости с фронтов, потому ученый выгнал его и взял в помощницы Элис, равнодушную к военному делу. Когда Ориджин засел во дворце, половина Фаунтерры в ужасе бежала. Святые боги, как славно пошла работа! Улицы опустели, стало тихо, как зимой в лесу. Даже занятия в университете отменились, избавив Николаса от досадной нужды читать лекции. С утра до ночи, запоем он работал над портативным аппаратом волны, способным работать в поезде на ходу. Элис показала себя прекрасной ассистенткой: быстро понимала, что нужно, и с головой уходила в работу. Лишь иногда рассказывала что-нибудь о дворце: как любая девушка Фаунтерры, она была неравнодушна к Династии. В таких случаях Олли спрашивал одно:
— Как полагаете, милейшая, Ориджин еще долго удержит дворец?
Профессор мечтал: пускай осада продлится достаточно, чтобы я успел окончить работу!
Следующая война — Ориджина против Кукловода — дала ученому возможность начать новый проект: устройство звукозаписи. Теория была разработана ранее, но не проверена на практике за отсутствием подходящих по размеру деталей. Едва шумная дворянская братия убралась из столицы, Олли взялся за дело. Добавил к бюджетным средствам собственные сбережения; вместо привычной искровой мастерской обратился к ювелирам; всю сборку крохотных деталей доверил тонким девичьим пальцам. Как это всегда бывает, практика развалила теорию: первое устройство не сработало. Он нашел ошибку и построил новое; оно оказалось немногим лучше первого. Олли целиком переделал амплификатор, применил отрицательную обратную связь вместо положительной, заменил считывающую головку… И тут чертова война окончилась победой северян.