Фантомас - секретный агент
Шрифт:
Говоря это, священник фамильярно взял капрала за руку и повел его за собой.
— Извините меня, — говорил он, — что я не смог прийти сегодня утром, но это было совершенно невозможно. Ах, да! Отдайте мне обещанный документ. Так! Очень хорошо, благодарю вас… Вот, капрал, видите нашу железную дорогу?
Священник указал Фандору на роскошный автомобиль, стоявший у тротуара.
— Садитесь, пожалуйста. Нам предстоит долгая дорога, а мы должны прибыть точно.
Фандор думал про себя: «Давай, давай, проклятый кюре! Я бы десять раз отпустил тебе грехи, только
Священник протянул Фандору толстый дорожный плед:
— Закутайтесь, капрал, в дороге вовсе не тепло, а простуживаться незачем. Шофер, можно ехать, мы готовы.
Пока машина разворачивалась, священник объяснял, указывая на объемистый тюк, мешавший капралу вытянуть ноги:
— Если хотите, мы будем время от времени меняться местами, вам, вероятно, очень неудобно с этим пакетом.
— На войне как на войне! — отвечал Фандор. — А вообще-то, господин аббат, мы могли бы оба поудобнее устроиться, переставив его на переднее сиденье, рядом с шофером.
Эта фраза почему-то вызвала недовольство аббата.
— Капрал, — сказал он довольно сухо, — я вас не понимаю! Думайте, что говорите!
«Черт возьми! Кажется, я промахнулся, но в чем? Хотелось бы это знать…»
— Я очень устал, — сказал аббат, — я плохо спал. Вы извините меня, капрал, если я немного подремлю. Через час я совершенно отдохну, и мы сможем поговорить. У нас хватит времени.
Фандору оставалось только согласиться. Машина выехала на Елисейские поля, и молодой человек задумался: куда они направляются?
Фандор решил схитрить.
— Ваш шофер знает дорогу, господин аббат?
— Надеюсь… А что?
— Дело в том, что я мог бы им руководить, я с закрытыми глазами могу проехать по окрестностям Парижа.
— Хорошо, тогда будьте внимательны, чтобы он не сбился с пути: мы едем к Руану.
Сказав это, священник закутался в свой плед, закрыв глаза и стараясь уснуть.
«Мы едем к Руану!»
Не осмеливаясь пошевелиться из страха вызвать гнев своего компаньона с таким нервным характером, Фандор обдумывал, что может означать это направление. В Руан? Зачем его, капрала Винсона, служащего в Вердене, везут в Руан? Зачем шпионам понадобился в Руане капрал Винсон? И что же это за таинственный сверток, уложенный на полу в машине, который нельзя перенести на переднее сиденье?
Убедившись, что священник крепко спит, журналист, под ногами которого находился этот драгоценный сверток, попытался выяснить, что в нем. Но сколько он ни старался обвести концом сапога контур предмета, спрятанного под серой тканью, он никак не мог понять, что это. Под тканью был еще соломенный тюфяк, и толщина этой упаковки препятствовала исследованию.
Кто был этот аббат? Во всяком случае, это был француз, потому что в его речи не было ни малейшего акцента. Его сутана не была маскировкой, он носил ее так естественно, что тут нельзя было обмануться. И потом, у него были тонкие руки, руки служителя церкви, никогда не занимавшегося никаким физическим трудом.
Фандор так глубоко задумался, что не замечал течения времени.
Машина спускалась с холмов, поднималась по откосам, пожирая километры. Когда стали подъезжать к Боньеру, журналист, пристально вглядывавшийся в дорогу, будто собирался за каким-то поворотом увидеть реальную цель этого неожиданного путешествия, почувствовал, что аббат наблюдает за ним из-под полузакрытых век.
— Вы уже проснулись, господин аббат? И не решаетесь открыть глаза?
— Я спрашиваю себя, где мы находимся?
— Подъезжаем к Боньеру.
— А, хорошо…
Вдруг священник совсем выпрямился и сбросил плед, до тех пор покрывавший его ноги, на таинственный сверток.
— Делайте, как я, капрал, — приказал он. — Особенно в Боньере мы должны избежать любопытства властей. В Боньере много воинских частей, а у полковника слава очень строгого командира.
Фандор взглядом просил объяснений у своего компаньона.
— Вы что, ничего не понимаете, капрал Винсон? Я считал вас более проницательным. Каждое мое слово приводит вас в изумление. От этого можно прийти в отчаяние! Ах, вот и Боньер, проедем через город без единого слова. Как только мы окажемся на шоссе, я дам вам разъяснения.
Когда городок остался позади, священник повернулся к Фандору.
— Скажите, капрал, — сказал он, уверившись, что дорожный ветер и шум машины мешают шоферу слышать его слова, — как вы думаете, что в этом свертке?
— Господи боже, господин аббат…
— Там, капрал, целое состояние для меня и для нас… артиллерийское орудие 155-R, скорострельная пушка. Улавливаете важность этого? Сегодня мы будем ночевать в окрестностях Руана, а завтра рано утром отправимся в Дьепп… а там, ввиду того, что меня знают, и было бы опасно, если бы меня увидели, мы с вами расстанемся, капрал. Вы поедете с шофером, найдете маленькую яхту, приметы которой я вам сообщу; матрос на ней — наш друг, и вы должны будете только отдать ему этот сверток. Он передаст его, кому надо, в открытом море.
Ошеломленный услышанным, в ужасе от авантюры, в которую он ввязался, Фандор несколько минут молчал.
«Ну, ладно! — подумал он. — Раз так случилось, я знаю, что должен непременно сделать: надо найти средство, чтобы это орудие, нисколько не напоминающее мой чертеж, исчезло еще до встречи с матросом. Как ни выгодно нам мое расследование, я все же не рискну отдать врагу или просто иностранцу подобный предмет».
Но ему не пришлось долго размышлять, потому что его компаньон продолжал:
— А теперь, капрал, я полагаю, вы достаточно осведомлены и понимаете, что вам грозит, причем, больше, чем мне. Ведь вы — солдат в форме.
«Ситуация осложняется. Я в лапах у этого проклятого кюре и совершенно беззащитен. Я вынужден ему подчиняться. Если бы я был в гражданской одежде, я имел бы право войти в любое военное учреждение и сообщить, что открыл намерение аббата передать артиллерийское орудие врагу. Но — в форме? Что делать? Конечно, меня обвинят в посредничестве, меня засадят в тюрьму… Придется приложить огромные усилия, чтобы меня освободили раньше, чем через шесть месяцев».