Фантомная боль
Шрифт:
– Спасибо! – Это сообщение обрадовало меня еще сильнее.
– Да погоди ты! – опять остановил меня Голос. – Ты понимаешь, что проигравшим в итоге станешь именно ты?
– Как?! – изумился я. – Почему? – Я действительно не понимал этих странных условий.
Но Голос заговорил так, словно это Его приводит в недоумение моя позиции, словно я не понимаю, например, того, что подброшенный камень непременно падает на землю:
– Ну а ты как думал? – спросил Он с саркастическим смешком. – Что твоя душа избавится от тяжести выбора и неизбежной при нем ответственности, но тем не менее тебе дадут прожить в свое удовольствие еще гарантированных тридцать три года, меж тем как смерть остальных будет на моей совести? Если, конечно, имеет смысл говорить о моей совести, что, разумеется, нонсенс. Нет, друг мой, платить приходится за все. Так
Да уж. Куда ни кинь, всюду клин: либо подписывай самому себе смертный приговор, либо оставайся жить, зная, что ты подонок, подписавший смертный приговор другим людям. Вот что тут можно выбрать, скажите, пожалуйста?
– Я могу подумать?
– Валяй, – весело согласился Он, – только недолго.
Проклятье! Ну вот что тут выбирать? Да и потом, все равно, по сути дела, я уже и так мертв… Началось-то все с убившего меня выстрела. Или не убившего? Может, я этот выстрел просто услышал и в обморок упал. Может ведь так быть? Стоп! Ему не нравится, когда лапки складывают? Мне вдруг показалось, что я увидел шанс на спасение:
– Но если я должен выбирать из этих троих, а на самом деле меня среди них нет – это же нечестно!
– Что ты хочешь сказать? – Он сделал вид, что не понимает.
– Я хочу сказать, что, если меня среди них не было, я должен иметь шанс выбрать свою собственную жизнь тоже, – сердито объяснил я.
– Резонно, – теплоты в Голосе осталось не больше, чем в космическом вакууме. – Хотя на деле это лишь уловка с твоей стороны, опять попытка увильнуть от ответственности, переложив все на слепой случай. Мама, я ничего не делал, чашка сама разбилась! Вспомни, что я только что сказал: если я выбираю за тебя, ты очнешься тем, кем был на самом деле, вот только никаких льгот, никакой гарантированно долгой жизни, как при собственном выборе, тебе это не принесет. Но ты пытаешься притвориться, что это и есть твое собственное решение, видимо, в надежде на те самые даровые тридцать три года или сколько там получится. Потому что, знаешь ли, твоя собственная жизнь может оказаться жизнью, к примеру, безногого нищего, который помрет через месяц от цирроза. Или, что вероятнее, тебя там тоже застрелили, никто ж не говорил, что убитых всего трое. Или тебя от ужаса апоплексический удар хватил. Масса вариантов, в общем. И если бы ты действительно почувствовал, кто ты есть, ты бы тогда и свое прошлое состояние почувствовал. Хотя бы слегка, хотя бы как фантомную боль. Но ты, милый, притворяешься! Пытаешься убедить – меня ли? себя ли? – что чувствуешь и помнишь, а на деле душа твоя абсолютно отделена от тела и сознания. Поскольку ты юлишь и притворяешься, то есть фактически пытаешься увильнуть от игры – от выбора, со всей следующей за ним ответственностью, – так какой тебе выигрыш в виде гарантированно долгой жизни? Уж сколько будет, столько будет. Ну что ж… вольному воля. Итак. Выбирай. Ты уверен, что тебя среди этих троих нет? Убежден, что хочешь вернуться в свою собственную жизнь?
Я подумал, что насчет безного нищего Он, конечно, дразнится. Не было там никаких безногих нищих.
– Да, – как можно более твердо произнес я. Точнее, попытался, потому что горло все равно перехватило, и вместо нормального «да» вышел какой-то невнятный писк. Ладно, какая разница, все равно, кроме Него, некому любоваться, насколько достойно я выгляжу.
– Врешь, – уверенно сообщил Голос. – Но так тому и быть. Ты отказываешься от этих трех жизней и выбираешь ту, про которую ты врешь, что уверен, но которой на самом деле не помнишь?
– Я уверен, – упрямо повторил я.
На маленькой, чуть больше развернутой книги, табличке было, кстати, написано «Пальма», а вовсе не «Желтый чайник».
Из глухого торца стоящей углом к дороге старой кирпичной восьмиэтажки вырастал одноэтажный застекленный пристрой «аквариумного» типа. В советские времена в «аквариуме» размещался овощной магазин: кафельные полы, две мрачные бочки с солеными огурцами, сетки с вялой картошкой и проросшим луком, неизменные банки с березовым соком и неистребимый остро-сладкий запах гнили.
С началом капиталистических перемен разорившийся овощной выкупили шустрые кооператоры. Подремонтировали, отмыли, угол, образованный торцом восьмиэтажки и стеклянной стеной пристроя, выстелили плиткой, огородив низеньким кирпичным бордюром, – получилась полукруглая терраса. На крышу пристроя вместо вывески водрузили литую верхушку чайника размером с «Запорожец». Чайник выкрасили почему-то в желтый цвет (может, просто краски другой не нашлось, может, вывеска уже готова была), внутри «аквариума» появились столики, прилавок, барная стойка – в общем, все, как полагается в приличном кафе. От дороги местечко отгораживала череда полувековых лип, так что по теплому сезону терраску тоже занимали столиками.
Бежали годы, кафе переходило из рук в руки, менялись хозяева и названия, но чайник на крыше не только сохранился, но и красили его все в тот же охристо-желтый цвет. Один из очередных хозяев натыкал в кирпичный бордюрчик металлических стоек и посадил вдоль дикий виноград, плющ и прочую лазающую зелень. Зелень постепенно разрослась, образовав что-то вроде стены, на стойки летом стали натягивать желто-оранжевый тент, так что свет внутри летнего «зала» поселился теплый, радостный. Южный.
Последний хозяин, оценив интерьер, чайник на крыше не тронул, но поставил у входа кадку с пальмой, сменил табличку с названием (от прежних уже и воспоминаний не осталось) и рассадил на ветках игрушечных обезьянок и попугаев. Вроде как добавил индивидуальности. Ну а название… Мало ли что там на табличке написано, все ж привыкли к «Желтому чайнику». Одно из московских кафе, называвшееся не то «Царь-девица», не то «Золотая рыбка», не то «Шмель», среди посетителей упрямо именовалось «У Гаврилыча» или даже «Гаврилыч». По той простой причине, что располагалось на улице Чернышевского, которого, как известно, звали Николаем Гавриловичем. Так и здесь. Чайник чайником, а «Пальма» «Пальмой», одно другому не мешает.
Во всем остальном кафе – копия дюжин и дюжин своих собратьев: «винная карта» (попросту перечень напитков с барной стойки, не потрясающей изобилием, но и не вовсе скудной) раза в два обширнее меню, два-три горячих блюда, передающие друг другу гордое наименование «блюдо дня», десятка два холодных закусок, десяток десертов, чай, кофе, мороженое.
В общем, модным заведением «Желтый чайник» (ныне «Пальма») никогда не был, да и вряд ли когда-нибудь будет, зато забежать в него на часок, чтобы угостить ребенка мороженым или девушку шампанским, можно в любое время. Тихо (если никто ничего не празднует), уютно, без особых претензий.
Сентябрь выдался необыкновенно теплый, лето еще даже не вспоминает о ярлычке «бабье», и субботним вечером горожанин просто не в силах усидеть в четырех стенах принадлежащей ему ячейки общего улья. Суббота – идеальное время, чтобы отправиться куда-нибудь – если не за город, то хоть на небольшой променад.
Зелень заплетает лишь половину ограничивающей террасу «Желтого чайника» дуги, так что вход широченный, внутренность летнего «зала» как на ладони.
Почти напротив входа виднеется вынесенная из внутреннего зала барная стойка. Рядом за двумя сдвинутыми столами компания старшеклассников хихикает над вазочками с мороженым, разливая под столом запретный портвейн. Белобрысый бармен косится в их сторону неодобрительно, однако помалкивает, сосредоточенно протирая и без того чистые бокалы.
Справа от подростковой компании девушка с тяжелым узлом светлых волос, из которого будто случайно (стиль «продуманная небрежность», а как же) выбиваются несколько завитков, что-то чертит на салфетке, с улыбкой взглядывая на сидящего рядом парня в оливковой футболке, на которой нарисован смешной жираф в очках. Лицо парня сразу кажется мне знакомым, но первой я узнаю все-таки девушку – Соня! Значит, рядом – Майкл. С другой стороны от стойки я вижу Настю, которая говорит сидящему рядом с ней Денису: «Все-таки нужно было Катюху с собой взять, что-то сердце у меня не на месте!» Мужчина успокаивающе гладит ее руку: «Успеется, маловата она пока для кафе. Не волнуйся, все будет в порядке, Галина Семеновна отлично за ней присмотрит».