Фантомная боль

Грюнберг Арнон

— Ты абсолютно сумасшедший. С этими твоими бобами. Знаешь ли ты, что моя карточка заблокирована? Что уже все заблокировано?

— Не все. Не все.

— Почти все!

— Я должен прийти в себя. Я должен что-то написать, причем быстро, в противном случае все действительно будет заблокировано.

Мне показалось, что она немного успокоилась. Идеальная ложь на девяносто пять процентов состоит из правды. Вы должны только изменить или опустить несколько деталей — в остальном можете говорить правду.

Чем больше процент правды во лжи, тем лучше.

— Послушай, — сказал я, — пользуйся пока нашей ирландской «Мастеркард», ее не должны были заблокировать. В Ирландии у нас пока еще нет проблем.

Моим девизом всегда было иметь как можно больше счетов в как можно большем количестве стран, и теперь эта тактика начала приносить свои плоды.

— Из банка звонили уже два раза.

— Не бери трубку. Просто не бери трубку.

— Как это не брать трубку? Как бы я с тобой сейчас разговаривала, если б не брала трубку?

— Тогда скажи им, что на следующей неделе все будет заплачено. Что я жду крупного аванса, который может прийти в любой момент.

— А ты и в самом деле ждешь крупного аванса?

— Нет, конечно же, но, поверь, я что-нибудь придумаю. Я должен начать писать поваренную книгу, тогда все уладится. Пятьдесят процентов при подписании контракта, пятьдесят при сдаче. Если я хоть что-нибудь сдам, у нас снова появится надежда.

Парень мыл руки. И смотрел на меня как на чудика.

— На следующей неделе все уладится, — сказал я как можно более спокойным голосом.

— Ты повторяешь это уже который год.

— Да, но я еще не говорил это банку.

— Зато говорил мне, а это гораздо хуже.

Парень все так же мыл руки. Время от времени он бросал на меня красноречивые взгляды. Я посмотрел на себя в зеркало, но ничего такого особенного не заметил.

— Мы все спокойно обсудим после того, как я вернусь. Как прошел конгресс? Как твой доклад?

— Хорошо. Очень хорошо. Если не считать, что я не могла расплатиться за гостиницу. Они не приняли мою кредитку.

— Об этом ты уже рассказывала, — вздохнул я.

— Возникла очень неловкая ситуация, к счастью, один симпатичный психиатр из Рима одолжил мне немного денег.

Парню наконец надоело мыть руки, и он ушел. Я почему-то вспомнил «Письма моему трубочисту».

— Приятно знать, что в Риме есть симпатичные психиатры, будем на коленях благодарить Господа за то, что он посылает нам симпатичных психиатров из Рима.

— Оставь свои шуточки, я не могу их больше слышать.

— Это не шуточки, такой уж я есть.

— Я плакала.

— Когда?

— Когда не приняли мою кредитку.

— Никогда не плачь из-за кредитной карточки. Поверь, не пройдет и недели, как твоя карточка снова заработает как ни в чем не бывало. Ах, вот еще, пока не забыл, к нам приходили трубочисты,

я все тебе подробно расскажу, когда вернусь.

— А ты скоро вернешься?

— Очень скоро, но вначале я должен кое-что закончить — такие карлики не каждый день встречаются. Я тебе завтра позвоню и еще кое-что расскажу.

— Что с тобой, Роберт?

— Целую.

— Я спрашиваю тебя, что с тобой, а ты говоришь «целую». Ты знаешь, как неприятно, когда тебя игнорируют?

— В данную минуту у меня нет для тебя никаких ответов. У меня в голове одни только вопросы и никаких ответов. Мне нужно вначале все обдумать, прежде чем я смогу сформулировать ответы.

— Ты не книгу пишешь, Роберт, ты разговариваешь со мной.

— Крепко тебя целую. И не плачь из-за кредитной карточки. Это абсолютно неважно. Никогда не плачь из-за кредитной карточки.

— Целую.

Я повесил трубку и подставил голову под кран. Может, это действительно неплохая идея — карлик и трубочисты. Я достал из внутреннего кармана записную книжку, которую мне вручил Капано. На первой странице было написано:

«Дама + метеоролог. Мата Хари. Мать скоро умрет».

Ниже я подписал:

«Карлик и трубочист».

Сделав эту пометку, я вернулся обратно в бар.

* * *

В баре сидел только карлик. Он тасовал карточную колоду. На столе все так же одиноко стояла ополовиненная рюмка кальвадоса, через сиденье была перекинута моя синяя куртка. Плащ Ребекки исчез.

Карлик с невозмутимым видом, словно автомат, продолжал тасовать колоду.

— Куда она делась? — спросил я, указывая на место, где сидела Ребекка.

— Она скоро приходить, — сказал карлик, но мне вдруг пришло в голову, что Ребекка никогда не вернется.

Женщина, которая вошла в вашу жизнь со статуэткой, изготовленной страдающей псориазом подругой, вдруг молча исчезает в баре в Олбани. Этого можно было ожидать, но меня это почему-то до ужаса расстроило. Шесть часов назад я больше всего хотел, чтобы она навеки исчезла, но ведь это было целых шесть часов назад!

Карлик перестал мешать карты и грустно смотрел на колоду. Возможно, он надеялся, что я с ним сыграю, но я не люблю карты.

Тут я увидел Ребекку, входящую через дверь-вертушку. Она подошла ко мне, вся продрогшая.

— Где ты была?

— На улице, — ответила она, — решила сделать кружок пешком. Ты так долго не возвращался из туалета!

— Ну кто гуляет по улице в такую погоду, да еще в таком плаще?

Плащ Ребекки был весь в подозрительных пятнах.

— Это от воска, — объяснила она, заметив мой взгляд, — я довольно небрежна с одеждой.

— Ты небрежна с плащами и с противозачаточными таблетками?