Фараон
Шрифт:
За свою жизнь я повидал не меньше сотни сражений, но это навсегда останется в моей памяти. Оно, казалось, олицетворяло одновременно величие и глупость людей, охваченных безумной яростью войны.
Стены города были отделены от вод Нила узкой песчаной полосой, на которой Аттерик высадил корабли своего флота. Я пересчитал их, когда мы подошли ближе. Здесь было более сотни плоскодонных судов, каждое из которых могло перевозить тридцать или сорок человек. Каменные зубцы городских стен нависали почти прямо над кораблями. С первого взгляда я мог различить груды камней на верхушках стен, которые могли быть сброшены на врага, выходящего на берег, чтобы захватить, сжечь или разграбить любое из судов, лежащих там.
В стене, обращенной к реке, не было ни ворот, ни отверстий, через которые даже самый решительный захватчик мог бы атаковать и получить доступ. Бойницы для стрел находились на середине стены, более чем в ста локтях над уровнем земли.
Войска Аттерика маршировали вдоль парапетов, их шлемы и нагрудники блестели на солнце; очевидно, они надеялись своим присутствием сдержать наши штурмовые отряды. Над ними возвышался лес флагштоков, на которых развевались флаги и знамена полков Аттерика. Они были вопиющим вызовом и предупреждением для армий Гуротаса, которые стояли перед ними из-за реки.
Основная часть армии Аттерика была скрыта массивными стенами замка, и их численность можно было оценить только по кораблям, флагам и табунам лошадей, пасущихся на склоне холма за городскими стенами. В то время как на противоположном берегу реки легионы Гуротаса с их многочисленным снаряжением и снаряжением были видны всем.
Лаконский флот был пришвартован вдоль восточного берега реки, и к нему были привязаны тяжелые тросы. Они предназначались для того, чтобы не дать врагу отрезать их во время тайной ночной атаки. Якорные вахты, вооруженные и бдительные, охраняли их палубы. Их мачты и снасти были украшены множеством цветных флагов, чтобы бросить вызов тем, кто стоял на зубчатых стенах замка Абу-Наскос, обращенных к ним через реку.
На восточном берегу, занятом Гуротасом и его союзниками, не было ни крепостных стен, ни постоянных сооружений. Моему сердцу было приятно видеть лагерь моего старого друга и союзника. Открытый лес простирался по низким холмам, насколько хватало глаз. Но теперь все это было покрыто сотнями палаток и павильонов. Они были разбиты на аккуратные блоки, так что казармы и командные пункты каждой из шестнадцати вторгшихся армий располагались отдельно. За ними находились конюшни для лошадей, стоянка для почти тысячи колесниц и еще более многочисленные тяжелые багажные повозки.
На окраинах этого огромного скопления воинов стояли хижины и лачуги тех, кто едва ли мог претендовать на звание человека. Это были шлюхи и бродяги, неудачники и бездельники, и все остальные отбросы, которые следуют за армией воинов в бой - хотя бы для того, чтобы собирать и грабить трупы.
– Вот боевой флаг моего отца! Внезапно рядом со мной заплясала Серрена, колотя меня по плечу сжатыми кулаками, видимо, чтобы привлечь мое внимание. У нее сильный и болезненный удар.
‘Который из них его? Укажи мне на него, - взмолился я, главным образом для того, чтобы заставить ее прекратить наказание.
– Вот так! Вон тот, с красным Лаконским кабаном.- Моя уловка сработала. Теперь она скорее указывала, чем колотила.
Конечно, знамя Гуротаса было самым высоким на поле боя и самым близким к берегу реки, так же как его штабная палатка была самой большой во всем боевом порядке. Я прикрыл глаза обеими руками, чтобы лучше рассмотреть высокую и стройную женскую фигуру, которая в этот момент вышла из палатки Гуротаса. Потом, узнав ее, я не смог сдержать волнения, и мой голос по громкости сравнялся с голосом Серрены: "А вот и твоя мать, выходит из палатки твоего отца!’
При этих словах Серрена бессвязно закричала, подпрыгивая на палубе и размахивая обеими руками над головой. Техути выпрямилась и удивленно уставилась на нас через воду. Потом она узнала свою дочь и отшвырнула в сторону корзину, которую несла.
– Моя детка!
– она заплакала голосом, больше похожим на отчаяние, чем на радость. Она бросилась бежать. Она отталкивала всех, кто стоял между ней и берегом реки, с такой силой, что они растягивались на земле.
Мы стояли на корме корабля. Я выхватил хлыст-посох из рук Ганорда и резко повернул румпель, повернув его носом к земле. Серрена перестала визжать и побежала вниз по палубе, как олень, преследуемый волчьей стаей. Добравшись до носа корабля, она не стала проверять скорость, а нырнула головой вперед за борт и с громким всплеском исчезла под поверхностью Нила.
Мое сердце пропустило несколько ударов, но затем ее голова снова высунулась, и она начала отчаянно плыть к берегу. Она размахивала обеими руками в альтернативных ударах сверху. Ее волосы рассыпались по лицу, как у водяной полевки, и она оставляла за собой на поверхности реки кремовый след.
Всего через несколько секунд после того, как ее дочь достигла берега,Техути тоже нырнула. Я уже почти забыл, какими искусными пловцами были эти двое. Это было действительно редкое зрелище; на самом деле почти неслыханно видеть двух женщин высокого происхождения, вовлеченных в такое экстраординарное представление. Те немногие, кто умеет плавать, делают это в одиночку и тайно, и обычно в обнаженном виде, как ритуальное жертвоприношение Исиде, богине любви, чье лоно имеет соответствующую форму морской раковины.
Мать и дочь сошлись в глубокой воде и так крепко обнялись, что погрузились под воду. Они снова вынырнули на поверхность, все еще прижатые друг к другу, смеясь, плача и задыхаясь. Когда они затонули в третий раз, толпы на берегу реки устремились вперед в ужасном ожидании катастрофы.
Даже я был встревожен и сказал Рамсесу: "Мы не хотим, чтобы они беспокоили крокодилов. Мы должны вытащить оттуда этих двух сумасшедших женщин. Мы разделись до набедренных повязок и бросились за борт. Когда мы подплыли к ним, оказалось, что разделить их невозможно. Мы отбуксировали их обратно к кораблю как единое целое. Ганорд и команда помогли нам перетащить их через планшир под радостные возгласы многочисленных зрителей на берегу реки.
‘Что, во имя мерзкого Сета и всех остальных богов смерти, там происходит?- раздался с берега знакомый голос. Толпа снова расступилась, и король Гуротас направился к берегу реки, хмурясь, как людоед, пока не понял, что две перепачканные и промокшие женщины, которых тащил экипаж маленького речного судна, были самыми дорогими женщинами в его жизни. Тон его голоса изменился, сразу став сентиментальным и плаксивым. ‘Это моя дорогая Серрена!
– Он широко развел руками. Они были мускулистыми от того, что владели оружием войны, и покрыты татуировками с ужасными изображениями, чтобы устрашить его врагов.
– Иди к своему папе, малышка!’