Фараон
Шрифт:
‘Так почему же мы возвращаемся в Луксор?- спросила она.
– Потому что это самый красивый город в Египте. Ее вопрос застал меня врасплох настолько, что мой ответ был столь же бессмысленным.
‘Мои отец и мать, наверное, уже в Абу-Наскосе, - задумчиво произнесла Серрена. ‘Не говоря уже о моем дяде Хуэе, тете Бекате и всех моих кузенах. Они придут, чтобы спасти меня от Аттерика.’
‘Я согласен, что вся ваша семья, вероятно, расположилась лагерем на берегу Нила, деловито кормя москитов своей кровью, в то время как Аттерик и все его подхалимы уютно устроились за стенами города.’ Я понимал, к чему клонится этот разговор, и пытался его предотвратить. ‘С какой стороны ни посмотри, отсюда до Абу-Наскоса далеко ...
‘Я вовсе не предлагаю ехать верхом. У нас есть более пятидесяти прекрасных кораблей, захваченных у Панмаси и стоящих в Луксорских доках, - напомнила она мне. ‘Если мы поторопим лошадей, то сможем вернуться в Луксор еще до рассвета завтрашнего утра. Затем на быстроходном судне с двумя мачтами, упряжкой крепких рабов на веслах и хорошим речным лоцманом за штурвалом мы могли бы быть в Абу-Наскосе через два-три дня. А теперь объясни мне, где я ошиблась в своих расчетах, умоляю тебя, мой дорогой Тата.’
Я всегда стараюсь избегать споров с хорошенькими женщинами, особенно с умными. ‘Именно это я и собирался предложить, - согласился я. ‘Но я думал, что ты планируешь отдохнуть здесь сегодня вечером и только утром отправиться в обратный путь в Луксор.’
‘Все хорошие планы могут быстро измениться, - серьезно сказала она. Я покорно вздохнул. Она даже не дала мне возможности допить содержимое моего винного кувшина.
Мы ехали всю ночь и добрались до Луксора на следующее утро, как раз когда забрезжил рассвет. Стражники у ворот сразу же узнали нас и проводили в город с величайшим почтением и церемонией. Они окружили Рамзеса эскортом и повели нас в Золотой Дворец Луксора, где Венег уже совещался с временным правительственным комитетом, состоявшим почти полностью из тех людей, которых мы собрали в Саду радости. Многие из них носили окровавленные повязки, словно знаки , и казались помолодевшими от своих недавних военных подвигов.
Они были вне себя от радости, что приняли нас в свою среду. Их первым официальным актом было единогласное одобрение восшествия фараона Рамзеса I на трон верхнего и Нижнего Египта. Рамзес официально принял эту честь и принес царскую клятву с трона. Затем он объявил временный комитет своим последним и полностью легитимным Комитетом. Он также объявил, что избрал господина Таиту первым и старшим министром своего нового парламента.
В то время как Рамзес был занят этими обычными делами, его жена занималась более важными аспектами нашего существования, такими как реквизиция быстрого корабля, чтобы доставить нас вниз по Нилу к воссоединению с ее семьей. Честно говоря, ее брак с Рамзесом был тайной, которую знали только мы трое. Ее государственная свадьба могла быть отпразднована только после того, как были улажены некоторые другие мелочи, такие как присутствие королевских союзников ее отца, чтобы засвидетельствовать процесс. Поэтому было мудрее и дипломатичнее, чтобы Серрена не появлялась публично или официально, пока эти цели не будут достигнуты.
Ближе к вечеру того же дня я поместил свой личный иероглиф на официальном документе, предписывающем Венегу действовать в мое отсутствие в качестве старшего первого министра. Затем мы с Рамзесом растворились на заднем плане и вскоре снова появились в районе причала речной гавани, где незаметно сели на двухмачтовое судно "Четыре ветра", которое тут же подняло якорь и направилось по течению, держа курс на север, к Абу-Наскосу и Срединному морю.
Серрена оставалась внизу, в капитанской каюте, пока огни Луксора не слились с темнотой позади нас. Затем она появилась на палубе так же таинственно и красиво, как вечерняя звезда над ней. Она засмеялась от радости, увидев нас обоих, расцеловала меня в обе щеки и снова скрылась под палубой. Рамсес ушел вместе с ней, и я не видел их обоих до самого утра. Затем последовали три самых счастливых и спокойных дня, какие я только могу припомнить, когда "Четыре ветра" неслись на север к Абу-Наскосу, а течение гнало ее вперед.
На третью ночь я проснулся незадолго до полуночи. Я знал, что мы прибудем в пункт назначения рано утром следующего дня. Так что для меня дальнейший сон был уже невозможен. Я сел на носу и стал ждать рассвета. Лоцман корабля, которого звали Ганорд, подошел ко мне, и, как всегда, я был благодарен ему за компанию. Это был пожилой человек с лицом, похожим на лицо одного из речных крокодилов. У него была пара глубоко посаженных глаз неопределенного коричневого цвета речной гальки, которые ничего не пропускали, и роскошная кремовая борода, спускавшаяся до пояса. Он провел всю свою жизнь, начиная с раннего детства, бороздя реки и берега великого северного моря.
Он знал эти воды, как никто другой; даже я. Он знал имена речных духов и водяных гномов, даже тех, которые исчезли в глубокой древности с уходом древних племен. Он прошел путь от истока Нила, где он падал с неба, до кульминации, где он вливался в Скалистые Врата Хатхор и низвергался в бездну, падая в вечность.
Этой ночью Ганорд говорил о реке, протекающей мимо города Абу-Наскос, ибо это был наш конечный пункт назначения. По его словам, город был впервые заселен примерно тысячу лет назад высшим племенем людей; Ганорд называл их расой полубогов. Они были совершенны в большинстве высших навыков, таких как строительство, чтение и письмо, а также садоводство. Они орошали оба берега Нила и строили укрепления, чтобы защитить себя от окружавших их диких народов. Судя по всему, они разработали способ быстрого перехода с одного берега реки на другой, вероятно, по системе мостов, хотя Ганорд предположил, что это было сделано с помощью колдовства. По его словам, в многочисленных слоях руин под нынешним городом Абу-Наскос до сих пор сохранилось много свидетельств их прежнего присутствия.
Это присутствие внезапно прекратилось около пятисот лет назад, вероятно, в результате серии катастрофических землетрясений. По-видимому, уцелевшее население отошло от Нила и исчезло в северо-восточном направлении к реке Евфрат и Вавилону. Абу Наскос оставался пустынным в течение пятисот лет после этого.
Ганорд понял, что я нахожу его рассуждения увлекательными, спустился на нижнюю палубу и вернулся с сувениром от этих полубогов, который он подарил мне. Это была маленькая ярко-зеленая плитка, не шире моей ладони, на которой была изображена странная рыба с длинными плавниками и золотой головой. Он утверждал, что нашел плитку в развалинах древнего города. Он сказал мне, что это была единственная оставшаяся реликвия первоначального племени.
Я почувствовал себя слегка обманутым, когда наш разговор был прерван восходом солнца и появлением на палубе двух моих самых любимых людей. Мне казалось, что они могли бы так легко занять себя в своей каюте еще на короткое время, не испытывая никакого серьезного дискомфорта.
Однако Ганорд извинился, как только они появились; пятясь и кланяясь, он поспешил присоединиться к капитану "Четырех Ветров" на корме, где тот немедленно приказал укоротить парус, и мы направились через реку, чтобы предвидеть последний поворот, прежде чем город Абу-Наскос откроется перед нами.
Солнце взошло почти в то же время, так что перед нами открылся прекрасный вид на город, раскинувшийся на Западном берегу Нила. В этом месте река была шириной более лиги, а это расстояние человек может пройти за час. Таким образом, верхушки его стен были далеко за пределами досягаемости стрел с противоположного берега.
Они были сложены из массивных плит золотисто-желтого песчаника. Они были высокими и украшенными замысловатыми башнями в стиле гиксосов, которые восстановили город после того, как отняли его у нас, египтян. Нам потребовалось почти столетие, чтобы изгнать захватчика и вернуть то, что по праву принадлежало нам, только чтобы снова потерять его из-за безумного и деспотичного фараона, который теперь скрывался за этим грозным сооружением.