Фарфоровые куколки
Шрифт:
Вся моя решимость куда-то исчезла, как и твердость характера.
— О, Джо, это ужасно… Почему ты мне ничего не сказал? Я бы помогла тебе.
— Сначала я не хотел, чтобы ты за меня беспокоилась, — признался он. — Но, разумеется, ты же Грейс, и ты продолжила писать. Но потом, когда все шло к тому, что я скоро умру, я просто не имел права причинять тебе боль. Я хотел, чтобы ты была свободна от воспоминаний обо мне…
— Это самая большая нелепость, которую я…
— А когда ногу ампутировали, — перебил он меня, — я не хотел возвращаться к тебе неполноценным.
Что
— Речь ведь идет только о ноге, да?
Повисла длинная пауза. Потом он откинул голову и захохотал.
— А, ну тогда все в порядке. — Я склонила голову и подарила ему лучшую из своих улыбок. — В конце концов, мужское достоинство измеряется не ногами.
Он еще громче засмеялся над нелепостью моего комментария.
— Многим ребятам досталось больше, чем тебе. — Я подумала о Йори и о всех тех, кто не вернулся с войны.
— Но я был асом… — Джо колебался, пытаясь объяснить свою мысль. — Я думал, что, когда это все закончится, я брошу юридический и станут пилотом коммерческих авиалиний. Помнишь, сколько мы об этом говорили? Теперь я не смогу летать на коммерческих авиалиниях. — Он снова помолчал. — Там нужен полный комплект частей тела.
— Ну, значит, будешь летать только для своего удовольствия.
В ответ он криво улыбнулся. Ему не нужно было ничего мне объяснять. Что, если бы я больше не могла профессионально танцевать?
— В общем, меня довольно долго пытались стабилизировать, чтобы перевезти в Соединенные Штаты, — продолжил он. — Даже приехав домой, я не хотел тебя видеть. Я отчаянно жалел себя, и мне не давала покоя моя злость. Поэтому я и не писал. Я дал себе слово, что не подойду к тебе и близко в таком состоянии.
От него все еще веяло разочарованием, но я не чувствовала желчности или злости. Дни борьбы с собой были уже позади.
— Что изменилось?
— Время. Отец и мать. Я рассказал им о тебе. А они, особенно мама, не работали со мной. Буду с тобой честным, Грейс, я уже не тот, кем был раньше.
— Как и я.
Эти слова повисли между нами неожиданно тяжело.
За окном ночь таяла под лучами рассвета. Часы на стене показывали 6.34. Мне надо было поспать перед встречей с девочками на репетиции в два часа, а потом отработать три выступления вечером. Я по-прежнему не понимала, чего хочет Джо, но следовало проявить твердость, хотя бы ради моих друзей.
— Прости, Джо, но мне надо немного отдохнуть. Следующие два дня будут для меня непростыми и очень важными.
Он не задавал никаких вопросов. Может быть, ему было от этого больно. Но если он хотел что-то сказать или о чем-то спросить, он должен был действовать. Я не собиралась ему в этом помогать, учитывая все пережитое. Однако выражение его лица подтолкнуло меня спросить:
— Ты придешь сегодня в клуб? — Как только я услышала свои слова, то пожалела о сказанном. — Там будет Руби.
— Я знаю, — ответил он. — У меня было полно времени в госпитале, и еще больше в Уиннетке, и я успел прочитать все светские сплетни. Какая разница, где она? Я пришел, чтобы увидеться с тобой. — Он покачал головой. — То есть я хочу сказать, что пришел ради тебя. Мне плохо без тебя.
Какие романтичные слова, и как я хотела их услышать, но меня разрывало от сомнений. Этот человек был моей единственной любовью, но могла ли я доверять ему после того, как он дважды разбил мне сердце? И что он будет делать, когда увидит Руби? Она так хороша собой, а он всегда сходил по ней с ума. Я была настолько не уверена в себе, что мои мысли пошли еще дальше.
Даже если он уже ее не любил, то может ли быть так, что сейчас он просто решил воспользоваться запасным вариантом, любовью той, которая не откажется от него, даже если он стал инвалидом?
Пока я обо всем этом думала, Джо в смущении наблюдал за мной, внимательно следя за моим лицом, по которому, я уверена, было все понятно.
— Я приду на последнее представление, — наконец сказал он. — Оно всегда удавалось тебе лучше других.
Несколько часов спустя Руби выдернула меня из крепкого сна.
— Выглядишь ты отвратительно, — объявила она, когда я села и спустила ноги на пол. — Шевелись! Нам надо репетировать.
За прожитые годы я поняла, что люди могут обманывать самыми разными способами. Утаивая, пряча одежду и деньги под кроватью, чтобы можно было бежать, как это сделала я. Уничтожая чеки, чтобы муж не увидел, сколько ты заплатила за новую пару обуви, как это делала Ирен. Переводя разговор на другую тему: «Как прошло сегодня шоу, дорогая?» — как делал Эдди, разговаривая с Элен после буйной ночи. И прямой ложью: «Я — китаянка», — когда на самом деле ты — японка, как делали Руби и Ида. Но лучшим и самым простым способом всегда было молчание.
Вы говорите себе: «Сейчас неподходящее время» или «Поговорим об этом позже». Люди повторяют это снова и снова, но подобные оправдания не изменяют главного — того, что они лгут, предают и изменяют. Но именно так я смогла одеться, пробежать пять кварталов с Руби и Элен до танцевальной студии, чтобы в последний раз прогнать наш номер, а потом пошла в клуб, чтобы подготовиться к выступлению, ни словом не обмолвившись о том, что я виделась с Джо, и о том, что он мне сказал и что он будет сегодня вечером в зрительном зале.
Из-за этих недомолвок я нервничала и дергалась. После первого выступления я пошла в гримерную Элен. Эдди прислал Томми новых оловянных солдатиков, и мальчик выстраивал их на полу ровными рядами. Я села на пол и стала смотреть, но я так нервно выстукивала дробь своими накладными ногтями, что Элен не выдержала:
— Да хватит уже беспокоиться! Завтра все у нас получится.
Второе выступление прошло на ура. Когда прозвучало вступление к номеру Руби, я пошла за ней к занавесу и прильнула к щели. Я быстро заметила Джо. Казалось, он очарован танцем Руби и ее перьями. Густой аромат гардений, казалось, затоплял все пространство клуба. Неужели нам никогда не разрушить этот любовный треугольник? Смогу ли я когда-нибудь забыть, что они были вместе? Я была взрослой женщиной, знаменитостью, но сейчас острое желание бежать как можно дальше съедало меня изнутри. Но на этот раз я останусь и буду бороться.