Фарш Мендельсона

Монастырская Анастасия Анатольевна

— Это не сказки. Пусть я что-то приукрасил в истории изумруда, но создание легенды не есть преступление. У вас их больше. Яд не в кольце, он в шкатулке. Видите, вот здесь незаметный штырек. При закрытой крышке он спрятан внутрь. Но как только вы коснулись поверхности замка кольцом, надавили на нее, он выскочил. И оцарапал. Яд проник в кровь. Вы к тому же его слизнули.

— Там был яд? — едва слышно спросил Сергеев.

— Вы сами знаете ответ. Точнее, вы сейчас его чувствуете, — куда делась забитая музейная крыса? Сейчас перед нами стоял уверенный и чуть насмешливый

человек, внезапно осознавший свою власть. Власть, которую испытывает любой живой перед умирающим.

— Может, за годы яд потерял свою силу? — цеплялся Сергеев за последнюю надежду, в руках он все еще сжимал драгоценные камни рода Калитиных.

— Некоторые яды, Сергей Сергеевич, как вина, со временем приобретают особую ценность. Вы умираете. Отдайте мне кольцо. Не хочу снимать его с мертвеца. В отличие от вас я суеверен.

— Нет! — выкрикнул Сергеев и вдруг уставился на меня.. — Скажите ему, Эфа, скажите, что я не могу умереть. Посвященные не умирают. Ведь я столько лет шел к этому моменту. Мне нужен был этот перстень, я грезил о нем. Господи, зачем мне остальные стекляшки. Зачем я сюда полез? Почему я не убил вас тогда, в ресторане. Ведь это было так легко…

— Вы умираете! — жестко повторил Меморин. — Отдайте мне перстень. Я владел им двадцать лет назад. Он мой по праву и судьбе. Он предназначен мне.

Лицо Сергеева вдруг исказила судорога боли, из уголка рта показалась струйка крови. Он катался по грязному полу и кричал от мук, раздираемых тело изнутри. Меморин бросился на него, пытаясь отнять кольцо. А я, вместо того, чтобы бежать, тупо сидела на полу и смотрела на происходящее. Все казалось кошмаром.

Победу в схватке одержал Меморин. Он стянул перстень с умирающего, торжествующе отпихнув тело ногой.

— Собаке — собачья смерть. Вот вы и нашли свою смерть, доктор Смерть.

Обессиленный Сергеев уже не мог говорить. Он лежал на полу, хрипло дыша. В течение нескольких минут яд превратил здорового цветущего человека в изможденного старика, не способного сделать лишнее движение. Я подползла к нему. Понимала, что уже не помочь, но все-таки…

— Сергей Сергеевич…

Он открыл глаза и прохрипел:

— Больно.

— Сейчас боль пройдет. И станет легко, — пробормотала я.

— Рад бы в рай, да грехи не пускают, — Сергеев уцепился за мою руку. — Скажите, что я не умру.

— Угу! Пройдет. Как помрет, так и пройдет, — пробурчал Меморин, рассматривая изумруд в свете фонаря. — Великолепен, он просто великолепен.

— Заткнитесь!

Сергеев потерянно смотрел на меня:

— Я… не… готов… к смерти. Я не хочу.

И затих.

— Все, готов, — констатировал Меморин. — Готов, не готов, а все равно придется в ад.

Внезапно я поняла, что нахожусь в старом доме с мало вменяемым стариком. Наличие двух трупов особой уверенности не прибавляло. Как и пистолет в его трясущихся руках:

— Послушай, я тебя убивать не хочу. Но ведь ты обо всем расскажешь. Поэтому извини — должен.

Пока он говорил, тихо отступала к большому окну. Может, мне повезет, и я успею выпрыгнуть?

— Стой! — ему мешал

изумруд в руке. Наведя пистолет на меня, он, тем не менее, пытался надеть перстень на палец. Не сразу, но у него это получилось. — Забытые ощущения! А теперь и ты станешь забытым ощущением.

Наверное, мне нужно было его умолять, но язык прилип к гортани. Я зачарованно смотрела на трясущееся черное дуло. И вдруг…При тусклом свете двух фонарей мне показалось, что я брежу, такого быть не может. Но тем не менее… От изумруда пошел легкий дымок. Меморин опустил пистолет и уставился на камень. Изумруд вдруг вспыхнул ярким зеленым светом. Еще мгновение, и на пол осела зеленоватая пыль.

— Что это? — ошарашенно спросил Меморин.

— Изумруд не терпит нравственной нечистоты, — вспомнила я слова Мендельсона. — При удовлетворении преступных желаний своего владельца он разрушается.

— Но у меня меньше преступлений, чем у него, — и Меморин дернул пистолетом в сторону Сергеева.

— Видимо, у камня на этот счет было свое мнение. Он вас не принял.

— Он меня не принял, — потерянно повторил Меморин и опустился на колени на пол, разыскивая зеленую пыль. Действие, на мой взгляд, абсолютно бессмысленное. Тем не менее, мне оно оказалось на руку: как только он опустил пистолет на пол, я выпрыгнула в окно.

— Стой! Куда?

Отвечать на этот вопрос я не собиралась. У меня было занятие куда, как поважней: бежать прочь из этого дома. Несколько раз я поскользнулась на мокрой дорожке, но удержала равновесие. Помня о печальной истории жены Лота, я старалась не оборачиваться. Однако судя по выстрелам, Меморин преследовал меня по пятам. Впрочем. Вскоре он выдохся. Возраст… Добежав до кладбища, я на мгновение остановилась: перевести дыхание и сообразить, куда двигаться дальше. Спонтанно приняла решение: бежать не на дорогу, а вглубь кладбища, где мертвые с косами стоят. Может, мне удастся спрятаться в каком-нибудь склепе.

Однако бегать по старому кладбищу оказалось не так уж легко: я все время проваливалась в какие-то дыры и цеплялась за старые ограды. Кажется, даже поранилась… Господи, куда теперь? Темнота, хоть глаз выколи. Сыро, холодно, страшно. Не мудрено, что когда из-за старого склепа показалась человеческая фигура, я заорала.

— Тише! — сказала фигура. Голос был смутно знакомым.

Я продолжала орать, но делала это по инерции.

— Эфа, это я! Заткнись! Окажи такую любезность!

На выполнение приказа потребовалось несколько секунд, после чего я пришла в себя и светским тоном поинтересовалась:

— Прекрасная погода, не так ли, Федор Федорович?

ГЛАВА 24

— Я и не думала, что когда-нибудь смогу вновь увидеть драгоценности своей матери, — сказала Елизавета Никитична, взволнованно перебирая камни в шкатулке.

Мы собрались у нее: Федоров, Юлия Афанасьевна Давыдова и я.

— Во многом это заслуга Стефании, — Федоров сегодня решил быть джентльменом.

— Представляю, деточка, как тяжело вам пришлось, — благодарно кивнула старушка.