Фарватер Чижика
Шрифт:
— Для порядка. Чтобы мы помнили: Родина слышит, Родина знает. Помнили, и вели себя соответственно. Как положено вести себя представителям страны победившего социализма. Не пороча высокого звания советского гражданина и патриота.
Или мы только прикрытие, а основное задание товарища Фролова — в будущую среду, проходя мимо аптеки, положить в мусорную урну прочитанную газету.
— Ты так думаешь?
— Нет. Я думаю, что он отрабатывает тему непрямого психологического воздействия на противника. Или что-то вроде. Кто-то пишет диссертацию, да хоть и он сам, а это — эксперимент. Выступит Чижик
Закончив со скользкой темой, мы с чистой совестью перешли к десерту.
Назад возвращались неспешно. Да и недалеко идти, километр, не больше. По вечернему старинному городу в благоустроенной Швейцарии.
В отеле девушки поднялись к себе. Пробуют созвониться с Жоржем Сименоном. Он живет здесь, в Швейцарии, в Лозанне. И возникла идея — встретиться с ним. С Сименоном то есть. Взять интервью, а если получится получить новую повесть, будет совсем замечательно.
Сименон сейчас в простое. Не пишет — это девочки вычитали где-то. Тем более хочется раскрутить его на повесть. Хотя бы на рассказ. Попробовать-то можно.
Я тем временем поговорил с Антоном. Геллер с Талем сыграли вничью, тоже без особого напряжения. Итальянская партия, джуко пианиссимо, на гроссмейстерском уровне трудно ожидать иного исхода.
Мне завтра играть с Геллером. Нет, договариваться о ничьей он не станет, и я не стану. А просто буду играть просто и надежно. Демонстрировать флаг, но не пересекать границу. Думаю, Геллер, да ещё черными, тоже не захочет лезть на рожон. Экономия сил — важный тактический приём.
Посмотрел на часы. Они, часы, у меня от дедушки. Он подарил, когда я восьмой класс закончил. «Командирские». И менять их на швейцарские я не собираюсь. С чего бы это вдруг? Время показывают точно, иной службы от часов я не жду. А браслет куплю, это можно. Золотой? Да хоть и золотой. У нас у многих в группе золотые браслеты. То есть с виду золотые, а на самом деле позолоченные. А у меня пусть будет натуральное золото. Или взять обычную сталь?
И я решил — сталь. Не вводить во искушение. На хирургии, к примеру, придется мыться на операцию, оставляя часы просто чёрт знает где. Вдруг и украдут. Были прецеденты. Нет, не в нашей группе, но — случалось.
Оно и дешевле — стальной браслет. Экономнее.
Зашли девочки. Пожелать сладких снов?
— Мы дозвонились! Дозвонились! До Сименона! — сказала Ольга.
— Поздравляю!
— И он согласился встретиться!
— Ещё раз поздравляю.
— Но…
— Есть но?
— Мы через его жену разговаривали. Сименон плохо знает немецкий, а мы не знаем французский, нам его жена помогла. Поначалу он не хотел встречаться, но когда узнал, что мы приехали из России…
— И когда узнал, что мы приехали с тобой, Чижик, — добавила Лиса.
— Да, он, оказывается, интересуется шахматами. Когда узнал, то согласился. Но только если ты будешь с нами!
— Это недалеко. Сто километров по хорошей дороге. За полтора часа спокойно доедем.
— Возьмем такси и доедем!
— Или машину напрокат!
Девочки были рады. Ну как же, интервью с лозаннским затворником — большой успех. В мировом масштабе успех.
— Тогда — всё хорошо. Возьмём такси и проедем
— Что? — спросили девочки.
— Завтра нужно найти хорошего учителя французского языка. За три недели мы язык, конечно, не изучим, но минимумом туриста овладеем.
Согласились.
Учение — свет!
Глава 4
12 августа 1976 года, четверг
Чижик и мэтр
Такси искать не пришлось. Жан Колонья, наш учитель французского языка, вызвался отвезти нас на встречу с Сименоном и, более того, предложил быть нашим переводчиком. Даром. Ну, почти даром: мы платим за бензин. Двести двадцать километров в оба конца, двадцать литров. И утром, после звонка Сименону (ответила жена, да, мэтр вас ожидает, приезжайте) мы, усевшись в не самый новый «Рено», отправились в Лозанну.
Поездке предшествовало два инцидента. Сначала проигравший мне накануне господин Рогофф, Соединенные Штаты Америки, высказал мне претензию по поводу парапсихолога Фролова, который своим присутствием мешает его, господина Рогоффа, шахматной мысли. Я вежливо послал его в оргкомитет турнира, заметив при этом, что в настоящее время присутствие парапсихологов в зале не воспрещается. Рогофф надулся, сказал, что он это так не оставит, и ушёл.
Затем уже сам парапсихолог, Николай Николаевич Фролов спросил невинно, точно ли мы собрались в Лозанну.
Да, собрались, ответила Пантера. О, как здорово, сказал Фролов, я всю жизнь хотел побывать в Лозанне. Я надеюсь, вы меня возьмете с собой.
Мы бы взяли, но в машине места мало, ответила Пантера.
Ну, можно бы и потесниться, возразил Фролов.
Мне это надоело.
— Николай Николаевич, вы никуда не поедете. На вас от господина Рогоффа поступила жалоба. Сначала мне, а потом он грозился пойти в оргкомитет турнира. Мол, вы своим присутствием нарушили течение его шахматной мысли. Вам необходимо нейтрализовать претензии, иначе возможны осложнения.
Фролов поднял руки до уровня плеч ладонями вперед. Знак примирения и желания оправдаться.
— С оргкомитетом я улажу. Жаль только, не увижу Лозанну.
— Помилуйте, почему? Туда ходит автобус. Двенадцать франков. Тут с виду приличные автобусы. А у нас — дело.
Такой вот инцидент.
— Ты не боишься, что он, Фролов этот, подгадит? — спросил Антон.
— Не боюсь, — но развивать тему не стал.
Дело не в смелости, тем более не в смелости безрассудной. Обычный расчёт плюс оценка ситуации.
Фролов — новичок в стае. И потому старается забраться повыше, в идеале — стать альфа-персоной. Сильной стороной он считает свою принадлежность к тому ведомству, которое советскому человеку кажется всемогущим. Щит и меч, голова с плеч! Так-то оно так, но могущество целого ведомства и возможности отдельного человека — не одно и то же. Поставят задачу подгадить — он подгадит, конечно. С Эльбрус навалит. А не поставят — гадить опасно. Тебе, щучий сын, что было поручено? Тебе было поручено помогать путём непрямого психологического воздействия на соперников. А ты кем себя возомнил? Майором Прониным? А капитаном не возомнил? А лейтенантом? Зря.