Фата-Моргана 8 (Фантастические рассказы и повести)
Шрифт:
Все то, что так восхищает человека — добро, благородство и красота, одновременно вызывает его ярость, когда он это находит.
Они беззащитны, поскольку не понимают этого, и погибнут, побежденные яростью, завистью и жаждой уничтожения — именно так реагирует человек, оказавшись лицом к лицу со своими идеалами.
Я закрыл лицо руками.
Что я наделал?..
Перевод с англ. И. Невструева
Эдмонд
НУ, И КАК ТАМ?
1
Выходя из госпиталя, я не хотел надевать мундир, но другой одежды со мной не было. Кроме того, я был счастлив, что меня наконец выписали. Однако, поднявшись на борт самолета, летящего в Лос-Анджелес, я тут же пожалел об этом.
Люди смотрели на меня и перешептывались, а стюардесса одарила меня лучезарной улыбкой. Видимо, она сообщила и пилоту, потому что тот вышел ко мне, пожал руку и сказал:
— Для вас такой полет просто семечки.
В самолет вошел низенький человек в очках, огляделся и сел в соседнее кресло. Ему было лет пятьдесят—шестьдесят. Несколько минут он беспокойно вертелся, прежде чем устроился удобно. Тогда он взглянул на меня, заметил мундир и бронзовый значок с цифрой 2.
— Да ведь вы из Второй Экспедиции! — сказал он, а потом добавил: — Вы же были на Марсе!
— Да, — ответил я. — Был.
Он восхищенно уставился на меня. Это не доставило мне особого удовольствия, но его любопытство было таким дружелюбным, что я не смог дать ему должного отпора.
— Ну, и как там? — спросил он.
Самолет набирал высоту, и я смотрел на убегающую назад аризонскую пустыню.
— По-другому, — ответил я. — Совсем по-другому.
Казалось, такой ответ его полностью удовлетворил.
— Верно, — произнес он. — Вы летите домой, мистер…
— Хэддон. Сержант Френк Хэддон.
— Вы возвращаетесь домой, сержант?
— Я живу в Огайо, а сейчас лечу в Лос-Анджелес, навестить кое-кого.
— Вот и хорошо. Надеюсь, вы неплохо повеселитесь, сержант. Вы это заслужили. Вы, парни, провернули великое дело. Я читал в газетах, что, если ООН организует еще пару экспедиций, у нас будут там целые города, регулярное пассажирское сообщение и тому подобное.
— Послушайте, — сказал я, — все это вздор. С тем же успехом можно построить пару городов здесь, в пустыне Мохаве. Единственная причина полетов на Марс — это уран.
Я видел, что он мне не поверил.
— Да, да, — сказал он. — Я знаю, это тоже имеет значение; уран нужен нам для электростанций, но ведь дело не только в нем, правда?
— Еще очень долго дело будет именно в нем, — ответил я.
— Но сержант, я сам читал…
Все остальное время я молчал. Прежде чем он кончил пересказывать мне статью из газеты, мы приземлились в Лос-Анджелесе. Когда мы вышли из самолета, он долго жал мне руку.
— Желаю приятно провести время, сержант! Вы это заслужили! Говорят, многие из вас не вернулись.
— Да, — сказал
Добравшись до города, я почувствовал себя расстроенным, поэтому зашел в бар и выпил двойное виски. Немного помогло. Выйдя из бара, я поймал такси и велел отвезти меня в Сан-Габриэль. Таксист был тучный, с апоплексическим лицом.
— Садись, братишка, — сказал он. — Ого, а вы случаем не из тех, что были на Марсе?
— Точно, — признался я.
— Ну и ну! — чмокнул он. — Ну, и как там?
— Просто тяжелая работа, — ответил я.
— Верю, — заметил он, включаясь в движение. — Двадцать лет назад, во время Второй мировой, я сам был в армии, и по большей части это тоже была тяжелая работа. Похоже, ничего не изменилось.
— Но это была не военная экспедиция, — объяснил я. — Ее организовала ООН, а не армия, хотя командовали у нас офицеры и действовал общевойсковой устав.
— Это одно и тоже, — сказал таксист. — Можешь не рассказывать, как это бывает, братишка. Помню, в сорок втором… или сорок четвертом… когда я был в армии…
Откинувшись на сиденье, я смотрел сквозь стекло на Бульвар Хантинггон. Солнце светило мне прямо в лицо и здорово пекло, воздух был густой и душный. В Аризоне это еще можно было выдержать, но здесь было совершенно невозможно.
Таксист спросил точный адрес в Сан-Габриэле. Я вынул из кармана пачку писем и нашел конверт с фамилией «Мартин Валинес» и адресом на обратной стороне. Прочтя его таксисту, я вновь сунул письма в карман.
Сейчас я жалел, что вообще ответил на них.
Но как можно было не ответить, когда родственники Джо Валинеса написали мне в больницу? То же самое было и с девушкой Джими и семьей Уолтера. Я должен был ответить им и, не успев и глазом моргнуть, уже пообещал, что приеду их навестить. И если бы я не сдержал сейчас слова и поехал бы прямо в Огайо, то чувствовал бы себя последним мерзавцем. Напрасно я не решился на это.
Дом оказался в южной части Сан-Габриэля, в районе, который до сих пор сохранял в себе что-то мексиканское. Мы подъехали к деревянному продуктовому магазинчику, что служил фасадом небольшого домика, окруженного забором из штакетника аккуратное, но удивительно скромное место среди калифорнийских мраморов.
Я вошел в магазинчик. Высокий темноволосый мужчина посмотрел на меня, хрипловатым голосом выкрикнул женское имя, а потом вышел из-за прилавка и взял меня под руку.
— Сержант Хэддон, — сказал он. — Мы надеялись, что вы приедете.
Из задней комнаты прибежала его жена. Для матери Джо она выглядела старовато, ведь тот был совсем мальчишкой, но может, такой ее сделали не годы, а тяжелая жизнь.
— Подай ему стул, — велела она Валинесу. — Видишь, он устал? Человек только что из больницы.
Я сел, глядя на банки с паприкой, стоящие за их спинами, а они все спрашивали, как я себя чувствую, счастлив ли я, что возвращаюсь домой, и выражали надежду, что я застану свою семью в добром здравии.
Они были деликатны и ни слова не упоминали о Джо, надеясь, что я расскажу о нем сам. А я не знал, о чем говорить, потому что почти не знал Джо: его включили в наше отделение недели за две до старта, а поскольку он стал нашей первой жертвой, я просто не успел узнать его поближе.