Фатальный ход
Шрифт:
– Ах, так вас камера напрягает? – Люда покровительственно улыбнулась. – Не берите в голову, после отбоя камеры отключают.
– Откуда тебе известно?
– Известно, и все.
– Они установлены во всех комнатах?
– Вообще-то это секрет, – наморщила лоб Люда.
– С тобой все ясно, – произнес Бондарь, гася сигарету. – Ничего ты не знаешь, просто набиваешь себе цену. Ступай спать, девочка. И не забудь сесть на горшок перед сном.
– Не разговаривайте со мной как с малолетней дурочкой! – вспылила Люда. – Камеры есть только в комнатах гостей и новичков, а за
– Почему? – спросил Бондарь.
– Потому что иначе мы бы стеснялись, неужели не ясно? Ни переодеться спокойно, ни покупаться…
– Я не о том. Я интересуюсь, почему в остальных комнатах стоят камеры. Мужчины ведь тоже иногда переодеваются, купаются и даже ходят в туалет.
Судя по озадаченной мордашке Люды, до встречи с Бондарем ей и в голову не приходило такое.
– И правда, – пробормотала она. – Да, я вам не завидую… Только вам проще. – Оживившаяся Люда говорила все быстрее и быстрее. – Вы ведь мужчина, а наблюдают за вами тоже мужчины. – Она уже не говорила, а тараторила. – И потом, после отбоя опасаться нечего. Не верите? Вот, глядите. – Люда поочередно показала объективу язык и фигу. – Никто нас не видит. Не такая я дурочка, чтобы трахаться при посторонних.
– Что-что? – подался вперед Бондарь. – Как ты изволила выразиться? Трахаться?
– А что здесь такого? – искренне удивилась Люда. – По-вашему, «сношаться» звучит приличнее?
– Нет, – покачал головой Бондарь, – не приличнее. И то, и другое звучит одинаково.
– Вот и я так думаю.
Удовлетворенная услышанным, Люда стащила через голову пижаму, небрежно уронила ее на пол и сбросила тапочки.
– Какого черта? – возмутился Бондарь.
– Вы против?
Удивление Люды было неподдельным. Давая Бондарю возможность как следует оценить свою стать, она развернулась к нему грудью.
– Стоп! – воскликнул он с отчаянием. – Прекрати немедленно. Объясни, что происходит.
– Пока что ничего не происходит. – Люда хихикнула. – Это-то и странно. Я вам не нравлюсь?
Она привстала, намереваясь избавиться от пижамных штанишек, но рука Бондаря, легшая на Людмилино плечо, припечатала ее к месту. Он предостерегающе поднял палец:
– Никакого стриптиза, пока мы не проясним кое-какие детали.
– Да как же вы станете прояснять детали, если я буду одета?
Бондарь понял, почему Люду постоянно волнует, не принимают ли ее за дурочку. Интеллектуальный багаж у нее и впрямь был небогатый, с таким немудрено обзавестись комплексом неполноценности. Раздеваясь в присутствии мужчины, Люда спешила избежать нудных разговоров, вести которые не любила и не умела. Голых девушек не тестируют на сообразительность. С них спрос особый. Их коэффициентом умственного развития интересуются в последнюю очередь либо вовсе не интересуются.
Бондарь не являлся исключением. Плевать ему было на ай-кью незваной гостьи. Другое дело, как она очутилась здесь, чем занимается, чего добивается и на что рассчитывает? Правда, задавать вопросы напрямик Бондарь не решился. Не очень-то он верил в отключенную видеокамеру. Напротив, следовало держаться настороже, поскольку люди, приславшие Людмилу, скорее всего, следили за развитием событий. Возможно, возле экрана сейчас сидела Маргарита Марковна собственной персоной. Проявлять излишнюю настойчивость при таком раскладе Бондарь не имел права, хотя умеренный интерес к обитателям базы был в порядке вещей. Не профессиональный интерес контрразведчика. Естественное любопытство новичка, осваивающегося в незнакомом окружении.
– Расскажи о себе, – предложил Бондарь, закуривая очередную сигарету.
– Вот еще глупости, – расстроилась Люда. – От разговоров никакого толку.
– Должен же я узнать тебя поближе.
– Так узнавайте!
Девушка снова схватилась за штанишки, но была остановлена бдительным Бондарем. Тогда она без спросу выковырнула сигарету из его портсигара, сама воспользовалась зажигалкой и опрокинулась на спину, делая короткие жадные затяжки.
– По-моему, вам запрещено курить, – произнес Бондарь.
Его раздражало поведение безмозглой девчонки, абсолютно равнодушной к последствиям своих поступков. Очертя голову, кидается во всякие подозрительные авантюры, бросает дом, семью, мчится куда глаза глядят, прыгает в постель к первому встречному и при этом дымит как паровоз, роняя пепел на чужую постель. Ей бы любить, рожать, растить детей, а она валяется у ног незнакомого мужчины, корча из себя непонятно кого.
Нимало не заботясь о том, как к этому отнесется гостья, Бондарь рывком вытащил из-под нее одеяло и укрылся по грудь, после чего повысил голос:
– Не понял: тебе разрешают курить или нет?
– Никто не видит, – отмахнулась Люда. – Если соблюдать все, что от нас требуется по контракту, то хоть в монастырь беги.
– Монахини не ходят по ночам в гости к мужчинам, – возразил Бондарь, – а тут, как я погляжу, разврат чуть ли не приветствуется.
– Ой, разврат, скажите пожалуйста! У нас групповуха, что ли? У нас вообще ничего такого. А мне… а я…
Люда прикусила язык. Отметив это про себя, Бондарь забрал у нее окурок, отправил в пепельницу, присоединил к нему свой собственный и, усевшись поудобнее, распорядился:
– Начинай.
– Без проблем.
Превратно понявшая предложение Бондаря, Люда проворно перевернулась на живот, подползла ближе и потянула на себя одеяло.
– Зачем вы держите? – заныла она голосом маленькой девочки, которой не дают конфету. – Сам говорит начинать и не дается! Вы не бойтесь, я хорошо умею. Я еще классе в шестом в первый раз попробовала…
Она попробовала!
Бондарь как следует встряхнул Люду, заставил сесть рядом и терпеливо пояснил, что для начала желает выслушать ее историю. Она несколько раз повторила, что он не поп, чтобы ему исповедоваться, но в конце концов сдалась. Это произошло после того, как Бондарь многообещающе потрепал ее по волосам. Еще не окончательно испорченные химическими препаратами, они были приятны на ощупь. Хотя сосредотачиваться на своих ощущениях Бондарь не стал. Он обратился в слух, подбадривая рассказчицу короткими междометиями.