Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - Хоть ты не лезь, а то врежу по соске... узнаешь!
Но это -- брат, с ним легче. Эльфинстон же имел более веские аргументы -- личные инструкции императрицы и личное мнение о русских. Не стесняясь, он свысока доказывал Алехану:
– - Уважая вашу великую государыню, я еще не имел повода для уважения ее подданных.
– - Вы деньги от России получаете, милорд?
– - От щедрот ея величества -- да.
– - Извольте и приказы получать -- к исполнению.
– - Но от кого?– - выпрямился Эльфинстон.
– -
На палубе забили литавры, в ухающие их громы вступили жалобные флейты. Заиграл оркестр "Евстафия", ибо командир его, бравый Круз, слишком обожал боевую музыку. Орлов позвал Спиридова:
– - Григорий Андреич, я смолоду в кавалерии кобылам на конюшнях хвосты от навоза подмывал, а море мне и во сне не снилось. Сам смекай: в управлении флотом уповаю лишь на тебя.
Спиридов сказал, что у него тоже есть инструкция:
– - А в ней рукою самой матушки четко писано...
– - Оставь ты матушку!– - пресек его Орлов.– - Наша императрица больно уж расписалась, как я погляжу. У меня инструкция, у тебя инструкция, у Эльфинстона инструкция, и ежели все их разом прочесть, то все они разные. А кто же командовать будет? Надо думать, однако.
– - И скорее, -- добавил Спиридов...
Думали быстро, но все равно опоздали. Турецкий флот объединился: теперь он имел 16 только линейных кораблей с экипажем в 16 000 человек при 1430 орудиях. Русская эскадра состояла лишь из 9 линейных кораблей при наличии 5458 человек с 818 пушками. Это пока только цифры, и они не запугали Орлова. Собрав офицеров эскадры в салоне, он заявил:
– - Входить в разбирательство жалоб и взаимных обид не считаю пристойным делом. Верховное начальство над флотом принимаю на себя! В знак этого приказываю поднять на "Евстафии" кейзер-флаг...
Солнце уже садилось между островов за море. Снова заиграл оркестр, команды замерли. Медленно поскрипывая канарей-блоками, фалы тянулись к вершине мачты, и скоро над эскадрою ветер растянул "гвидон" длинного кейзер-флага, в котором чернел двуглавый орел штандарта. Сие значило, что отныне приказы графа Алексея Григорьевича Орлова равнялись личным приказам императрицы. С гулом, будто выстреливали пушки, паруса наполнились ветром, эскадра ложилась в крутом галсе, разворачиваясь навстречу противнику. В действие вступила дисциплина и строгая субординация. Сомнения отпали, личные обиды заглохли перед лицом страшной опасности... На кораблях наспех отслужили молебны.
23 июня 1770 года в пять часов вечера командор Грейг, державший флаг на "Ростиславе", высланном для разведки, поднял сигнал: "Вижу неприятеля". На шканцах кораблей выстраивались судовые оркестры. Когда "Евстафии" проходил вдоль линии кораблей, Спиридов крикнул:
– - Играть веселее и непрестанно... пока мы живы!
Почерневшая к ночи вода нехотя расступалась перед эскадрой, уходящей в круг солнца -- прямо
Перед кораблями раскрывалась прорва Хиосского пролива...
– - Ну и ну!– - сказал Алехан, увидев впереди грандиозный хаос рангоута турецкого флота, в бортах его кораблей уже были откинуты люки, из которых сонно глядели пушечные жерла.– - Эй, кают-вахтер! Сбегай да принеси мне большой стакан рому...
Перед флагманским "Евстафием" шла "Европа" под управлением капитана первого ранга Клокачева. Что там у него стряслось -непонятно, но корабль вдруг начал выкатываться из линии кильватера, и в ту же секунду прогремел голос адмирала Спиридова:
– - Капитан Клокачев, поздравляю: ты -- матрос. А если сплохуешь, велю за борт выкинуть... Пошел вперед, сволочь!
Разжалованный в матросы, Клокачев вернул "Европу" в общую линию. Среди вражеских кораблей выделялся флагманский "РеалМустафа", и уже был виден гулявший босиком по палубе с трубкой в зубах сам неустрашимый Гасан-бей в ярко-желтых шальварах, в красной албанской курточке-безрукавке; на виду у русских "Крокодил Турции" стал равнодушно поплевывать за борт... Признаем за истину, нервы турецких пушкарей оказались крепкими: они открыли огонь с дистанции в три кабельтова. Но у Спиридова нервы еще крепче:
– - Не отвечай им, псам! Дождись близости...
"Европа" Клокачева первой подкатилась на дистанцию пистолетного выстрела и правым бортом изрыгнула огонь. С фуканьем выстилая над водой струи яркого дыма, ядра вонзились в турецкий флагман (одни отскакивали, как горох от стенки, другие застревали в бортах). Обходя мель, "Европа" сгалсировала, и теперь "Евстафий" сделался головным -- все ядра турок достались ему! С гулом лопнул громадный трисель, порванные снасти, как живые змеи, закручивались вокруг тел матросов.
Бравый Круз никогда не терял хладнокровия.
– - Мы уже горим, -- невозмутимо доложил он.
– - Но еще не тонем, -- отвечал Спиридов...
Палуба "Евстафия" при каждом залпе чуть приподымалась, будто нечистая сила выгибала ее, -- это распирал палубу газ от обилия пушечных залпов (и там, внизу, в преисподней батарейных деков, шла такая веселая работа, что дьяволу лучше туда и не соваться: в аду дышится намного легче!). Круз почуял ослабление ветра:
– - Паруса обвисают, теряем ход.
– - Сам вижу... Усилить стрельбу!– - командовал Спиридов.
Обнажив шпагу, он гулял по шканцам, будто по бульвару, вслушивался в треск пожара, заполнявшего отсеки корабля, успевал определять силу ветра и направление курса. Желтые шальвары "Крокодила Турции" быстро перемещались между мачтами "РеалМустафы", и Спиридову уже надоело их задорное мелькание. Федька Орлов заряжал пистолеты, прицеливался в капудан-пашу, но никак не мог залепить в него пулю.
– - Как заговоренный, черт!– - ругался он...