Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - А ничего не брать вы не можете?..
Алексей Михайлович в перерыве между совещаниями пригласил Резак-пашу к себе, угостил его кофе:
– - С сахаром, но без бриллиантовой пыли!
Оценив юмор русского посла, Резак-паша был откровенен.
– - Турция, -- сказал он, -- напоминает мне старого больного человека. Вы, европейцы, привыкли считать нас глупыми и потому обманываете где только можно. Я уж не стану вспоминать об этих трех миллионах флоринов, пропавших в сундуках Вены!
– - Но иногда, -- отвечал Обресков, -- вы действительно ведете себя как безумцы. На что вы рассчитывали, упорствуя мне в Фокшанах?
– - На что рассчитывал
– - Неужели, -- сказал Обресков, -- визирь поверил, что Версаль пошлет флот на Балтику? Людовику не хватает кораблей, чтобы отбиваться от англичан в Индии и Америке.
– - Ты к месту помянул Англию, -- сказал Резак-паша.– - Разве эти милорды простят вам Чесму и усиление вашего флота?
– - То Франция, то Англия, а где же ваша политика?..
Турция своей политики не имела и, послушная мнению чужестранных советников, отозвала Резак-пашу из Бухареста, а фельдмаршал Румянцев прервал перемирие. Все стало на свои места. Как легко начинать войны, и как трудно их заканчивать...
9. СТРАШНЫЕ ДНИ
Когда скончался от стыда фельдмаршал Салтыков, власти московские, довершая его позор, даже караула ко гробу победителя Фридриха II не выставили. Но тут явился Петр Иванович Панин и, обнажив шпагу, обвитую крепом, заявил, что от гроба не отойдет, пока покойному не будут оказаны воинские почести. При этом, не стерпев, он сыпанул издевками по адресу императрицы. Екатерина -- через Вяземского -- велела напомнить обидчику "манифест о молчании", созданный еще в начале ее царствования против болтающих о "марьяжной государыне". Парируя очередной выпад Петра Панина, она, по сути дела, готовила плацдарм для нападения на Никиту Панина... Никита Иванович тоже не сидел сложа руки и все время, свободное от еды и политики, от карт и флирта, посвящал тому, что умело возбуждал в Павле подозрительность к матери. Сейчас он даже усилил свои атаки на неокрепшую психику цесаревича, вступавшего в совершеннолетие. Надоевшая всем "орловщина" подменилась робостным Васильчиковым -- это была первая победа панинской партии, и заодно со своим ментором Павел бурно радовался решимости матери. Юноша чудесно относился к Васильчикову, воспринимая его появление скорее как противоядие, принятое мамочкой против орловской отравы. Но именно сейчас Никита Иванович Панин стал размашисто выписывать перед Павлом туманные картины "благополучия" России, которая преобразится под управлением твердой мужской руки наследника...
Придворные надеялись, что совершеннолетие наследника будет отмечено салютами и колокольным звоном, последует ливень наград, раздача чинов и подарков, но день этот прошел как самый обыденный: ничто не шевельнулось в России, кроме самолюбия вельмож, уязвленных в своих тщеславных вожделениях...
Павел владел Каменным островом в Петербурге; там рос густой лес, он прорубал в нем аллеи и для устройства своего имения нуждался в деньгах. Но мать, позвав сына к себе, денег ему не дала; поздравив Павла с совершеннолетием, Екатерина позволила ему присутствовать в Кабинете при разборе дипломатической почты. У нее было приготовлено для сына кое-что другое -- более значительное! На высоких подрамниках она укрепила сразу три портрета молодых девиц с узкими лицами и удивленными глазами.
– - Посмотри на них внимательнее, -- велела Екатерина, -одна из них
Мнение Фридриха значило для цесаревича очень много, и он даже не заметил, как его мать закинула шторами Амалию и Луизу, оставив для любования одну лишь принцессу Вильгельмину.
– - Вопрос о браке решен, -- сказала мать сыну...
Отослав его спать, она позвала Прасковью Брюс, и две искушенные в жизни женщины долго рассматривали портрет.
– - Что ж, -- прервала молчание Екатерина, -- черты лица у нее правильные. Но в них я вижу натянутость, как итог неловкого воспитания и скудного образа жизни. Угрюмая напыщенность -плохое средство для преуспевания в жизни. Надо заранее намекнуть невесте, что я женщина веселая, двор у меня бесшабашный, а все жеманные манеры пусть эта принцесса похоронит в Дармштадте.
Анализ невесты Павла довершила умудренная в жизни Брюсша:
– - Я вижу в этой молоденькой девице огромное честолюбие, а в углах ее губ затаилось упрямство ограниченной эгоистки.
– - Пусть едет. Мы ей тут быстро рога обломаем...
О, как они ошибались, эти опытные дамы!
Нет, не устрашило Екатерину совершеннолетие сына. Но страшные дни уже начались... Орлов в недалекой Гатчине, и это заставляло Екатерину жить в опасении перед его нашествием. Возле дверей Васильчикова бессменно дежурил караул солдат с заряженными ружьями. Охрана сопровождала Екатерину в ее прогулках, дверные замки во дворце пришлось сменить.
– - А то у него свои ключи были, -- говорила царица.– - Я эту орловскую породу изучила: от них всего ожидать можно...
Через Бецкого она велела гатчинскому затворнику вернуть свой портрет, осыпанный бриллиантами. Орлов щипцами выворотил из оправы все алмазы, отдал их без жалости, а изображение императрицы оставил при себе, ясно давая понять, что роман с нею будет иметь продолжение.
Гатчина была оцеплена войсками, как вражеская цитадель, но императрица тоже изнывала в жестокой осаде.
Васильчиков шагу не мог ступить без ее согласия.
– - Матушка-государыня, можно мне в парке погулять?
– - Нечего тебе там делать. Сиди дома...
Новый фаворит читал книжки, которые она ему подсовывала, и вышивал по канве разноцветными шелками картины природы. Екатерина содержала корнета взаперти своих комнат, подобно красивой птице в клетке. Простодушный парень жаловался Панину:
– - Не пойму, ради чего меня здесь заточили?
– - А ты сам догадаться не можешь?
– - Но матушка меня даже беседами не удостаивает!
– - Терпи, друг, -- отвечал граф Панин...
Это была острая реакция на все чисто женские страдания, испытанные ею от Орлова. Звонком она призывала фаворита к исполнению обязанностей -- не тогда, когда он хотел, а когда ей надобно. В этом она следовала примеру Елизаветы, которая умела своих окаянных мужиков держать в ежовых рукавицах...
Всех беспокоило: что там, в Гатчине?
Орлов в Гатчине увлекался опытами с мерзлотой, практически доказывая, что в условиях русского климата лед может служить вечным фундаментом для строений, он изобретал ледяные сваи, опуская их в грунт, и возводил над ними пышные арки. Екатерине стало казаться, что Гришенька пошумел и успокоился; ей полегчало; Васильчиков тоже начал высовывать нос из дверей. В день рождественского сочельника был "малый выход". Екатерина, оживленная, беседовала с придворными после церковной службы. За окнами мягкими хлопьями, тихо и неслышно, опадал густой снег.