Фавориты Екатерины Великой
Шрифт:
Отец рано умер, именно мать его воспитывала и учила, для чего даже приехала в Москву. Начальные знания мальчик получал в каком-то учебном заведении в Немецкой слободе, а потом, в 1757 году, поступил в университет. Учился он неровно, но был любознателен, читал очень быстро и память имел феноменальную. Вот, например, такой случай. Однажды Костров (переводчик «Илиады») дал ему на изучение огромный труд – несколько частей «Естественной истории» Бюффона. Потемкин через неделю все вернул. Костров спросил: «Что, лень читать?» – «Я все прочел», – весело ответил Потемкин и тут же пересказал самую суть ученого труда, сообщив при этом массу подробностей. В этом же 1757 году его в числе 12 лучших студентов отвезли в Петербург, где он предстал перед императрицей Елизаветой.
Но ученая слава его была недолгой. Учеба надоела Потемкину, и он был
Во время переворота 1762 года он активного участия не принимал, но был замечен государыней. Во всяком случае, раздавая после «революции» награды направо и налево, Екатерина не забыла двадцатитрехлетнего вахмистра и жаловала ему 400 душ крепостных людей и 10 000 рублей. «Однажды, на параде, счастливый случай привлек на него внимание государыни. Она держала в руках шпагу, а ей понадобился темляк. Потемкин подъезжает к ней и вручает свой; он хочет почтительно удалиться, но его лошадь, приученная к строю, заупрямилась и не захотела отойти от коня государыни; Екатерина заметила это, улыбнулась и между тем обратила внимание на молодого унтер-офицера, который против воли все стоял подле нее; потом заговорила с ним, и он ей понравился своей наружностью, осанкой, ловкостью, ответами. Осведомившись о его имени, государыня пожаловала его офицером и вскоре назначила своим камер-юнкером». Поди ж ты, темляк, все лишь ремень для удержания шпаги на запястье, да норовистая лошадь, а потом фантастическая карьера. Сегюр утверждал, что случай этот рассказал ему сам Потемкин.
История красивая, но не в ней дело. Свою роль сыграла дружба Потемкина со всем кланом Орловых. Сообщая Понятовскому о событиях 1762 года, Екатерина писала: «В конной гвардии двадцатидвухлетний Хитрово и семнадцатилетний унтер-офицер Потемкин направляли все благоразумно, смело и деятельно». Возраст и чин Григория она перепутала, но фамилию назвала точно. Потемкин находился в числе гвардейцев, сопроводивших свергнутого Петра III, а это очень узкий круг. Был он в Ропше и в день смерти императора, но к убийству его прямого отношения не имел. Не имел, но знал, и знание это связало его на всю жизнь с братьями Орловыми и самой императрицей.
В 1762 году Потемкин потерял один глаз. «Доброжелательная молва» тут же предложила истории, одна другую краше. Нет, не удар шпаги дуэлянта и не бильярдный кий тому виной, все гораздо проще. Племянник и биограф Потемкина граф Самойлов рассказал о примочке, назначенной неграмотным знахарем. Примочка была привязана к глазу, она не помогала, а только усиливала боль. Потемкин сорвал повязку и обнаружил некий нарост, который сам попытался снять булавкой. Так что и знахарь тут ни при чем, сам во всем виноват. Потемкин страшно переживал потерю глаза, затворился от мира, предаваясь хандре, не вставал с постели.
Но императрица вернула его к жизни. В 1763 году она назначает Потемкина обер-прокурором Синода – это по церковной части, а по светской службе Екатерина командирует его в Москву в Комиссию для составления Уложения в качестве опекуна депутатов-иноверцев.
В сентябре 1768 года Потемкин отчислен из конной гвардии, кавалергард не может быть одноглазым, и пожалован камергером. Кажется, все чудесно, делай карьеру при дворе, но Потемкин взмолился: скучно! Отпустите, бога ради, на войну с турками хоть волонтером! И был таков. Он воевал под предводительством Румянцева и Голицына, воевал смело и успешно, отличился при взятии Хотина и в битве при Фокшанах. Весной 1770 года он уже генерал-майор и командир бригады, в которую входили два кирасирских полка. Екатерина издали следила за его карьерой и даже написала Румянцеву, прося дать характеристику нашему герою. Фельдмаршал ответил: «Ваше величество видеть соизволили, сколько участвовал в действиях своими ревностными подвигами генерал-майор Потемкин. Не зная, что есть быть побежденному на дело, он сам искал от доброй своей воли везде употребиться».
Осенью 1770 года Потемкин получил отпуск и отправился в Петербург. Его давно манило место Орлова, и он решил прозондировать почву. Но, увы, кроме как личной переписки государыня его ничем более не удостоила. Но и это много! Кто он такой, чтобы государыня читала его письма и писала на них ответы.
Переписка его с императрицей продолжалась, и в декабре 1773 года Екатерина вызвала Потемкина в Петербург. Он прилетел немедленно, 1 января 1774 года он уже в столице. На что он рассчитывал? Конечно, на любовь императрицы, но, кроме того, его натура жаждала деятельности, теперь ему было уже мало военных успехов, он хотел сделать карьеру и на ниве штатской. Екатерина тоже думала не только о любви. «Маркиз Пугачев» продолжал бесчинствовать. Бунтарское войско его заняло Казань. Правда, оно находилось там всего один день, но город был разграблен и сожжен. Во главе правительственного войска, воюющего с Пугачевым, стоял граф Панин Петр Иванович, брат Никиты Ивановича, а Панины – это была сильная партия. Братья Орловы тоже внушали опасение, они хотели вернуть себе утраченное влияние. Война с турками продолжалась, что было сейчас крайне нежелательно. Необходимо было заключить мир и перекинуть русские войска для уничтожения Пугачева. А здесь еще неизвестная «побродяжка, выдающая себя за дочь императрицы Елизаветы». Екатерине позарез был нужен рядом смелый, сильный и умный человек, а она уже убедилась, что Потемкин вполне подходит на эту роль.
А что касаемо любви, то и это пришло. Императрица пригласила Потемкина навестить себя, «одинокую вдову», но не во дворце, а на даче Елагина. Свидание состоялось, после чего Потемкин получил чин генерал-адъютанта, стал подполковником лейб-гвардии Преображенского полка и членом Государственного совета. Но не все было так гладко, Потемкин и тут показал свой норов. Этот удивительный человек повел себя с императрицей так, что она была вынуждена перед ним оправдываться. Первые биографы Потемкина имели на руках его письмо, обращенное к Екатерине.
Оно было уничтожено, и даже копии его не осталось, но память о том, что послание это было дерзким, сохранилась. Подтверждением этому служит ответ Екатерины, точная дата ее письма не указана, только год – 1774-й. Очевидно, Потемкина поразила частая смена фаворитов, и Екатерина пишет ему «Чистосердечную исповедь», уж насколько она там чистосердечна, мы не знаем, потому что роман ее с Сергеем Салтыковым она называет вынужденным, навязанным ей Чоглаковой исключительно для рождения наследника. Государство требовало этого романа, а она вроде и ни при чем.
Продолжение истории по «Чистосердечной исповеди»: «По прошествии двух лет Сергея Салтыкова послали посланником, ибо он себя нескромно вел, а Марья Чоглакова у большого дворца уже не была в силах его удержать.
По прошествии года великой скорби приехал нынешний король польский (Понятовский), которого отнюдь не приметили, но добрые люди заставили пустыми подробностями догадаться, что глаза его отменной красоты, хотя так близорук, что далее носа не видит, чаще на одну сторону, чем на другие. Сей был любезен и любил с 1755 до 1761 – то есть от 1758 и старательства князя Григория Григорьевича (Орлова), которого добрые люди заставили приметить, переменили образ мыслей. Сей бы век остался, если б сам не скучал, я сие узнала в самый день его отъезда на конгресс из села Царского и просто сделала заключение, что, о том узнав, уже доверки иметь не могу; мысль, которая жестоко меня мучила и заставила сделать из дешперации (иначе говоря, отчаяния) выбор кое-какой, во время которого и даже до нынешнего месяца я более грустила, нежели сказать могу, и никогда более, как тогда, когда другие люди бывают довольны, и всякие приласкания во мне слезы возбуждали, так что я думаю, что от рождения своего я столько не плакала, как сии полтора года.
Сначала я думала, что привыкну, но что далее, то хуже, ибо с другой стороны месяца по три дуться стали, и признаться надобно, что я никогда довольна не была, как всегда осердится и в покое оставит, а ласка его меня плакать принуждала».
Речь идет о Васильчикове, которого императрица, что называется, подобрала и дворец запустила, только чтобы смыть обиду, нанесенную Григорием Орловым. Действительно, Васильчиков удивительно безлик. Князь Щербатов о нем пишет, что он ни худа ни добра не сделал. «Ни худа ни добра» – оно для государства и к лучшему, но Екатерине с ним было плохо, удивительно, что их отношения продолжались полтора года. Письмо Екатерины о Васильчикове: «Мне от него душно, а у него грут (грудь) часто болит, а там куда-нибудь можно определить, где дела мало, посланником. Скушен и душен».