Фавориты ночи (сборник)
Шрифт:
Бармен усмехнулся.
– Они все высокие да стройные в балете были, вот как вы, – он оценивающе посмотрел на меня.
Я сделала вид, что смущена и польщена.
– Спасибо за комплимент, – застенчиво поблагодарила я Николая, – а все-таки…
– Пара таких блондинок точно была. Мы с танцовщицами всегда ладили – в одном заведении работали.
– А в этих заведениях труппы постоянные были?
– В «Рондо» разные, например, выступали. Но некоторые выступали так часто, что поневоле контакты завязывались.
– А вы не помните, – не отступала я, хотя была
Я почему-то решила объединить преступников не только в криминальный, но еще и в танцевальный дуэт. Почему бы не попробовать эту версию?
– Были одни, – неуверенно, точно нащупывая в памяти зыбкие силуэты канувших в Лету людей, проговорил Николай. – Только она не блондинка была, а шатенка.
– Длинноволосая? – не удержалась я от вопроса.
– Да, Кларой звали, а его – Евграфом. Он вроде молдаванин был. Но тип такой, не ярко выраженный.
– Как он выглядел?
– Так ты подружку ищешь или ее кавалера? – иронично спросил он.
– Обоих, – сделала я вид, что он меня раскусил.
Таким образом я хотела польстить его самолюбию.
– Высокий, как ты сказала… только никакой не лысый, у него шикарные темно-русые волосы. Постой, если он – тоже твой знакомый, ты должна это знать. А вообще-то твоих знакомых действительно Кларой и Евграфом звали? – парень недоверчиво посмотрел на меня.
Я немного растерялась, но тут же взяла себя в руки. Увлекшись расспросами, я пропустила важную, можно даже сказать, ключевую реплику. После того как Николай назвал имена моих «знакомых», мне нужно было ударить себя по лбу и воскликнуть: «Черт, ведь это же они и есть!»
– Сам понимаешь, как трудно иной раз избавиться от сомнений, до последней минуты думаешь: а что, если это ошибка? – я подняла на бармена ясный, как слеза ребенка, взгляд.
– Че ты мне лапшу на уши вешаешь? – язвительно произнес он. – Хватит дурочкой прикидываться.
Теперь он сверлил меня недоверчивым взглядом.
– Шеф, водки налей, – развязно крикнул какой-то пьяный хлюпик. Он полулежал на стойке и рыгал, петляя мутным взглядом по густо уставленным бутылками полкам.
– Кончилась водка, – мирно сказал Николай. – Эй вы, – не очень вежливо обратился он к дружкам дистрофика, – уведите его отсюда, вы что, не видите – он на ногах еле стоит.
– Наливай! – стукнув кулаком по стойке, парень рухнул на нее.
– Заберите его, а то я милицию вызову, – с металлом в голосе пригрозил бармен.
Двое ребят подхватили под руки своего непутевого собрата по дансингу и ретировались, бросив на ходу:
– Извини, шеф!
– И семнадцати нет, а так надрался! – строгим тоном старшего брата произнес Николай.
– А все-таки, что сталось с той самой парой? – нагло упорствовала я.
Бармен посмотрел на меня в упор.
– Ничего, – раздраженно прошипел он. – Я ничего рассказывать не обязан.
Он сделал пренебрежительный жест, мол, катись
– Я ищу этих ребят, потому что они, возможно, замешаны в одном нехорошем деле, – резко сказала я, не отрывая от него взгляда.
– Вот как? – хихикнул бармен. – Может, у тебя и корочки есть?
– Есть, но не милицейские, а журналистские, – я вынула удостоверение и сунула ему под нос.
Ознакомившись, он вернул мне удостоверение, сопроводив свой медленный жест долгим пристальным взглядом.
– С каких это пор журналисты ведут расследования?
– С тех самых, когда многие в этой стране поняли, что если милиции в некоторых случаях и можно доверять, то нельзя на все сто быть уверенным в компетентности ее работников, а главное, в их желании распутывать разные запутанные истории. И еще с тех пор, когда мы поняли, что демократия невозможна без прессы.
Иногда, смотря по обстоятельствам, мне нравились патетические речи, которые я время от времени произносила. Они мне удавались. Без ложной скромности. Насмешка в глазах Коли к концу фразы сменилась какой-то боязливой вдумчивостью, точно он пытался осознать всю меру ответственности, которую пришлось на себя взвалить работникам печати.
– Про Никитина слышал?
Он отрицательно мотнул головой.
– А про Пасько? – не унималась я.
– Че-то вроде слышал. Он на Дальнем Востоке кого-то разоблачал, да?
– И в тюрьму за это угодил, – я чувствовала неслыханный эмоциональный подъем. – Этот самый Пасько двадцать месяцев провел за решеткой только за то, что занимался расследованием экологических преступлений, связанных с захоронением радиоактивных веществ и ядерных подлодок. А про Мюсломово слышал? – угрожающе спросила я, все больше входя в роль обличителя людского равнодушия.
– Не-е…
– Река Теша течет себе на Урале, в ней дети купаются, старики рыбу ловят, по берегам – поля да огороды. А в реке этой столько радиоактивных отходов, что с гаком хватит, чтобы весь Урал обезлюдел! Допустимая норма превышена в пятьдесят раз! А у жителей рак, лейкемия, сердечно-сосудистые заболевания, необратимые генетические изменения… Не знаешь ты, наверное, и того, что в конце пятидесятых годов в этом районе был взрыв ядерных и радиоактивных отходов, превышающий мощностью чернобыльский в сорок пять раз… У журналистов полно работы, ты уж мне поверь, – я гордо посмотрела на вспотевшего от напряжения бармена, – так что если я к тебе обращаюсь с расспросами, то не потому, что просто поболтать захотелось, а потому, что расследование, которое я веду, не терпит проволочек.
Бармен ошарашенно таращил свои зеленые глаза.
– «Вернемся к нашим баранам», – я перевела дыхание, – расскажи мне о…
Пиликанье сотового помешало мне закончить фразу.
– Извини, – обратилась я снова к Николаю, перехватив его заинтересованный и немного потеплевший взгляд.
Я достала из сумки мобильник, вытянула антенну и приникла ухом к трубке.
– Да.
– Оля, Оленька, Оленька, послушай, – на том конце провода голос Сергея Ивановича захлебывался от волнения.