Фаза Монстра
Шрифт:
Все работники станции имели в своем теле вживленные чипы, обеспечивающие, в теории, подробную информацию не только о месте нахождения каждого, но и о его физическом состоянии. Однако на этот раз у начальника службы связи станции возникли затруднения с определением не только физического состояния людей, но и их местонахождения.
Наконец Бауэр развернулся вместе с креслом и с отчаянием в голосе воскликнул:
– Я ничего не понимаю!!!
Этот возглас словно бы вывел профессора Борвина из его глубоких раздумий. Подняв голову, но, не поворачиваясь в сторону своего собеседника, он переспросил:
–
Он чуть помолчал и едва слышно закончил:
– Только бы Марты не коснулся весь этот ужас!..
Пока профессор рассуждал на столь тревожащую его тему, Бауэр внимательно смотрел ему в затылок, а когда тот закончил, проговорил резко:
– Боюсь, профессор, что лишать званий и судить будет просто-напросто некого!
Борвин вздрогнул и медленно повернулся в сторону старшего лейтенанта:
– Что вы имеете в виду, Готлиб?..
– То, что на станции в живых не останется никого! – еще более резко ответил связист. – Тридцать шесть человек уже погибли, верхняя часть главного комплекса станции практически уничтожена, и самое главное, что уничтожен продуктовый склад... Но страшно даже не это!
Профессор смотрел на офицера непонимающим взглядом, словно не мог придумать, что же еще может быть страшнее уже происшедшего. И Бауэр пояснил, что он «имеет в виду»:
– Главный компьютер выдал мне наконец информацию о нахождении и состоянии каждого человека, работающего на станции. Тридцать шесть, как я уже сказал, мертвы, тридцать идентифицированы точно, они живы и их местоположение определено. А вот еще двое – Петер Шторм и Франц Перельман... С ними что-то странное... Их чипы запеленгованы, но компьютер не может определить, живы они или нет!
– Что значит – «не может определить»?.. – переспросил профессор, и по его тону стало ясно, что сообщение Бауэра отвлекло его от размышлений на тему своего будущего.
– Именно то, что я сказал, – чип откликается на запрос, но не может доложить о состоянии своего хозяина ничего определенного. Но самое неприятное, что в тех же помещениях, где находятся Шторм и Перельман, фиксируются активные биомассы, не принадлежащие людям!
– Вы хотите сказать, что на территории базы находятся живые существа, не... э-э-э... люди?!! – изумился Борвин.
– Нет, это не я хочу сказать, это докладывает автоматика станции! – с чуть заметной язвинкой ответил Бауэр. – Вот, смотрите, я выведу эту информацию на ваш монитор.
Пальцы связиста пробежали по клавиатуре информационного модуля, и на экране командирского монитора возник штрих-план двух помещений станции.
– Справа, – начал свои пояснения старший лейтенант, – выведен план цеха металлообработки. В этом цехе произошел пробой потолка, но пенополистерольный сэндвич затянул пробоину. Сейчас там нормальное давление воздуха и нормальная температура, работают автономные системы жизнеобеспечения, ресурс которых составляет двадцать четыре часа. Красной точкой обозначено расположение Петера Шторма, судя по моим наблюдениям, он перемещается по цеху, вот только связаться с ним мы не имеем возможности – коммуникации уничтожены. А вот... – последовали небольшая пауза и новое пощелкивание на клавиатуре, – ...та самая неизвестно откуда взявшаяся активная биомасса, которую зафиксировала наша автоматика!
Красная точка вдруг оделась неяркой, красновато святящейся аурой.
– Такой большой объем?! – удивленно воскликнул профессор Борвин.
– Не это важно, – быстро отозвался старший лейтенант, – а то, что Шторм, судя по всему, находится внутри этого «большого объема»!
– Н-да... внутри, – как будто бы нехотя согласился профессор.
– Выходит, что эта... биомасса... съела нашего механика?! – неожиданно подал голос доселе молчавший Шлигель.
Борвин и Бауэр одновременно посмотрели на лейтенанта, и на их лицах читалось удивление – Шлигель необыкновенно точно охарактеризовал то, что сами они просто не решались назвать!
Лишь секунду спустя Бауэр нехотя согласился:
– Да... Действительно... «съело»!
Несколько секунд в центре висело молчание, а затем Бауэр, словно бы спохватившись, продолжил свои объяснения:
– Точно такая же картина в ангаре дальних вездеходов. Правда, я не могу понять, что там делал врач станции...
– Он, если мне не изменяет память, – пояснил профессор Борвин, – собирался как раз сегодня провести ревизию походных медицинских комплектов.
– Ясно! – кивнул старший лейтенант и продолжил: – Перельман также идентифицируется как личность и также не дает ответа, жив он или нет. Слева – план ангара, красная точка – Перельман, и точно такое же, как в первом случае, свечение, определяемое, как активная биомасса. Вот, видите?..
Последний вопрос прозвучал вполне риторически – красное свечение вокруг Франца Перельмана было видно вполне отчетливо!
– Конечно, эта... э-э-э... биомасса могла проникнуть в помещения цеха и ангара сквозь пробоины в потолке, но каким образом она сохранялась, находясь в открытом космосе?.. Ведь подойти к станции она могла только через открытый космос...
– Может быть... какие-то споры на этих странных астероидах?.. – неуверенно предположил профессор Борвин, который, будучи специалистом по физике низких температур, плохо представлял себе возможности «спор». Но его предположение тут же отверг Бауэр:
– Споры, которые в течение нескольких минут развились в такое массивное существо?.. Вряд ли!..
И тут снова в разговор вмешался Шлигель. Довольно громко хмыкнув, он сказал:
– Да эти самые камни, которые пробили потолок станции и превратились в эти... биомассы!
– Как вы себе представляете такое превращение?.. – насмешливо поинтересовался профессор, взглянув на разговорившегося лейтенанта.
Однако тот ничуть не смутился:
– Я видел запись... ну... мне парень с «Олимпа» показывал запись, как они высаживались на «Афину»... Ну... на корабль, про который они думали, что это «Афина». Так там целый звездолет за какие-то десять минут превратился из... звездолета в каменный астероид. Причем сначала он стал мягким, как нагретый формпластик.