Фаза Урана
Шрифт:
– А он это… Живой? – насторожился я.
– Да живой он. Что с ним станется… Вчера опять сому варил. Все рецепт ищет.
– Сома? Напиток брахманов? Третий глаз и жить триста лет?
– Не знаю, как триста, а я с ним до старости поседею.
– И часто с ним такое?
– Да раз уже в третий или четвертый. В последний раз вроде и клялся, что больше не будет. Это года два назад было. А тут с месяц, как раскопал где-то в степи барельеф с орнаментом. Сказал, что в орнаменте зашифрован рецепт… И вот вам
Женщина говорила не без удовольствия. Маленькая женская месть: мужская слабость, выставленная на всеобщее обозрение. Хмара выглядел абсолютно беспомощным.
– Доктора звали?
– Нет. Он докторам не доверяет. Признает только народные средства.
– Народные? – переспросил я, – Я знаю очень хороший народный способ. Мертвого поднимет.
– А он вправду народный?
– Народнее не бывает. У вас бумага и ручка найдутся?
– Да вон они – под кроватью.
Под кроватью и вправду обнаружилась кипа бумаги, исписанной мелким неразборчивым почерком, а также огрызок карандаша. Я написал записку. Текст был следующий: «Нам, адвентистам, дано открыть летящее естество кары апокалипсиса, разящего смертью Творца всемогущего откровения».
– Здесь, неподалеку от парка есть ночной клуб «Анаконда». Знаете? В баре спросите Антона. Он – бармен. Передадите записку. Он даст вам средство. Вот деньги.
– Так много? – женщина зашелестела бумажками.
– Оно того стоит. Сходите. Я присмотрю.
– А может…
– Сходите вы. Так надо.
Говорил я достаточно убедительно. Женщина засунула деньги и записку в карман шорт. Для этого ей пришлось выгнуть спину, и шрам полностью обнажился. Она подошла к лестнице. Там остановилась, желая что-то сказать.
– Не волнуйтесь. Все будет в порядке, – успокоил я.
Женщина кивнула. Ее шаги озвучили клавиатуру лестницы. Где-то внизу с лязгом закрылась входная дверь. Я остался наедине с археологом.
Я уселся на дощатом полу. Кроме кровати в зале находился фрезерный станок. Вдоль стен лежали какие-то камни. Стояло несколько плит – может, среди них и была та, с раскопок, с орнаментом-шифром. Хотя, насколько я помню, очень похожими плитами была выложена аллея в нашем пионерском лагере. По углам нагромождался строительный мусор, валялась лопата и малярные кисти…
– Сколько же лет этой развалине? – риторично произнес я вслух.
– Сто пятьдесят семь. Построена в сороковых годах девятнадцатого века польским магнатом Джушевским. Архитектор – Ферарри, – раздался размеренный голос.
От неожиданности я поднялся. Кроме меня и Хмары в зале никого не было. Голос мог принадлежать только ему, продолжавшему лежать без движения, как ни в чем не бывало.
– Итальянец? – переспросил я растерянно.
– Нет. Грек из Феодосии. За итальянца себя только выдавал. Настоящая фамилия – Теодарокопулас.
Глаза
– Какой сегодня день недели?
– Четверг.
– Сколько вам лет?
– Сорок один.
– В каком году родился Александр Македонский?
– В триста пятьдесят шестом году до нашей эры.
– Что такое: два кольца, два конца, посредине гвоздик?
– Ножницы.
Хмара Василий Петрович прекрасно меня слышал и прекрасно отвечал на мои вопросы.
– Здорово! А кто эта женщина, здесь работает?
– Марина, скульптор-реставратор.
– Вы с ней спите? – обнаглел я.
– Нет.
– Но она этого хочет?
– Да. Хочет, чтобы я на ней женился.
– Вы отвечали на ее вопросы сегодня?
– Нет.
– Почему?
– Брахманы не разговаривают с женщинами. Хмара начинал мне определенно нравиться.
– Здесь действительно была ставка Махно?
– Да. Только три дня. Он болел тифом.
– Вы в трансе?
– Да.
– Вы пили сому?
– Нет. В формуле произошла ошибка. Часть орнамента не сохранилась. Поэтому то, что я пил, нельзя назвать сомой.
– Какие ингредиенты?
– Пшеничный спирт, белена, полынь, анис, белладонна…
– Ого! – присвистнул я, – Есть от чего завалиться! – …всего двадцать шесть компонентов.
– Еще зелья осталось?
– Да. Стоит за фрезерным станком.
Я подошел к станку и в самом деле обнаружил пластиковую бутылку от лимонада «Живчик». В бутылке оставалось еще грамм сто пятьдесят, не больше, мутной жидкости, по цвету напоминающей березовый сок. На самом деле, иногда неплохо поэкспериментировать. Главное, чтобы за тобой кто-то следил.
– Можно, я оставлю это себе?
– Оставляй. Это все равно не сома.
– Хорошо. Куда делись черепа, найденные вами в районе Северный-1?
– Они пропали.
– Почему вы это допустили?
– Я лежал в дурдоме.
– Когда? – удивился я.
– Июнь – декабрь тысяча девятьсот девяносто второго года.
– Это связано с вашим интервью, которое вы дали газете «Вечерний Разговор»?
– Да. Но интервью я не давал.
– Кто в таком случае написал эту статью?
– Моя бывшая жена и редактор газеты Левантович.
– Зачем?
– Хотели от меня избавиться.
– А где они сейчас?
– Израиль, город Ашкелон, улица Каценельзона, четыре.
– Они могли вывезти черепа за границу?
– Да.
– Вы антисемит?
– Нет. Я антисионист.
– А какая разница между антисемитом и антисионистом?
– Приблизительно такая же, как между германофобом и антифашистом.
– Ладно, не будем спорить. В городском музее существуют материальные доказательства вашей теории о существовании цивилизации брахманов?