Фаза Урана
Шрифт:
Фотографии, как фотографии. Младенческие, в обнаженном виде из серии «Растрепин, не смотри, пожалуйста». Снимок из детского сада: маленькая Аня изображает, что говорит по надувному телефону. Семейные: мама, папа и дочка в Старом парке на фоне чучела жирафа, покрытого ромашками – Праздник Цветов. Первое Сентября: букет хризантем почти полностью закрывает лицо ученицы. Курортные: Аня с мартышкой на плече; рядом – с ослом; сидя на крокодиле. Мартышка и осел – настоящие, крокодил – резиновый. Новый Год: девочки – снежинки, мальчики – зайчики, иногда гномы. Фотографии класса: на пороге школы, в актовом зале,
Фотографии сначала черно-белые, с редкими вкраплениями цветных снимков. Потом короткий переходный период поляроида. И, наконец, тотальное торжество «кодака» – увесистые пачки глянца, сделанного только потому, что есть пленка и талончик на бесплатную проявку. Под занавес попадаются цифровые, распечатанные на принтере, копии.
Проявитель/закрепитель, поляризация света, «фото-за-час», пиксели. Индустрия воспоминаний развивается быстрее самой жизни. Интересно, сколько фотографий у Синди Кроуфорд? Думаю, приблизительно в миллиард раз больше, чем у меня. У меня есть только восемь собственных снимков: один в паспорте, а другие семь, точно таких же, где-то валяются на всякий случай…
Аня достала последний альбом. Альбом из тех, которые во время акций дарят в фотостудии, если напечатаешь пять пленок. До этого я старательно симулировал умиление, восторг и трепет, но сейчас мне и впрямь, стало немного интересно. В альбоме были снимки из Турции.
– Мы ездили в Стамбул с папой позапрошлым летом, – сказала Аня. – Папа умер от диабета.
Я молча кивнул, а потом сказал:
– Плохая болезнь.
– Врачи говорят, и у меня есть склонность.
Оказывается, у Ани есть склонность к диабету. Может быть, ее посты вызваны страхом болезни? Кто знает.
Турецких кадров было много: мост через Босфор, храм Софии, какие-то эллинистические развалины, узкие расщелины улиц, пожилые торговцы сувенирами в фесках, гостиничный бассейн.
– Эта фотография в бассейне, – Аня показала пальцем, – ее сделали для рекламного буклета гостиницы. Честно. У меня и буклет есть.
Аня показала буклет. На третьей странице буклета Аня сидела в бассейне, облокотившись о бортик, улыбалась. На бортике стоял коктейль с разноцветными бумажными зонтиками. Казалось, зонтики – цветы, поставленные в специальную жидкость, чтобы не увянуть. А еще, на дальнем плане, виднелись чьи-то волосатые ноги. Не исключено, они принадлежали ее отцу. Уточнять я постеснялся.
В полный рост Анин отец появился в кадре лишь единожды. Вместе с дочерью, заснятые случайным прохожим, они стояли у входа в гостиницу и смотрели не в камеру, а по сторонам, растерянно, как на вокзале. Если правду говорят психоаналитики, что женщины подсознательно выбирают себе в пару человека, напоминающего им отца, то у меня не было ни малейшего шанса. Ее отец выглядел очень серьезно. Будто полковник милиции в штатском. Такой человек, в отличие от меня, не стал бы мочиться с балкона гостиницы или засыпать под барной стойкой. Я это, к стыду, проделывал не раз.
– О чем ты думаешь?
Опять этот вопрос.
– Я думаю о том, как здорово отдыхать летом в Стамбуле, – соврал я.
Поняла бы она меня, если бы я ей признался о чем думаю? Сомнительно:
…Зазвонил телефон. Звонку я так в последний раз радовался на школьных занятиях по физике. Чужие воспоминания утомляют меня куда больше, чем собственные.
Анин голос слышался из коридора.
…Все в порядке, мамочка… Да, поела… Да, выгуляла Кида… Очень устала, спать ложусь… Да…
Я включил телевизор – не смотрел его очень давно. Стал переключать каналы и, приятно удивившись, обнаружил футбольный. Передавали матч Кубка Конфедерации, по-моему, в повторе. В центральном круге бежал чернокожий парень, а потом внезапно упал и его унесли на носилках. Было понятно, что с ним случилась беда. Просто так люди не падают. И это понимал не только я. Когда крупным планом появлялись лица футболистов, было видно, что они готовы заплакать. Но матч никто не останавливал, и игроки продолжали передвигаться по полю. Такая у них была работа. Телевизоры в телевизоре.
За окном совсем стемнело. Сквозь стекло проступала туманность электрических огней. Аня, появившись в комнате, выключила футбольный канал.
– Терпеть не могу футбол, – сказала она.
Она нажала кнопку дистанционного пульта. На экране телевизора вспыхнул канал «Animal Planet». Показывали полюс: может, Северный, может, Южный. Бородатые и тепло одетые люди под флагом «Green Peace» ходили по снегу, находили детенышей морских котиков, а потом обрызгивали их белый и пушистый мех зеленой краской из баллончика. Передача шла на английском. Когда на английском говорят русские, немцы или хотя бы американцы, я еще что-то могу понять. Но англичане… Они совсем не умеют говорить на английском. Во всяком случае так, чтобы было понятно.
– Аня, у меня к тебе вопрос, как к экологу. Зачем они красят морских котиков в зеленый цвет?
– Они портят им мех. Теперь из такого меха нельзя будет сделать шубу и зверобои их не убьют, – объяснила Аня.
– Кому хорошо, – сказал я, – так это белым медведям.
– Это почему?
– Теперь они без труда найдут детенышей на белом снегу и сожрут.
– Ты очень злой, Растрепин. Тебе это говорили?
– Говорили, конечно, – кивнул я. – Слушай, Аня, а баллончик, которым они пшикают животных, он с аэрозолем или без?
Кажется, я опять задал неправильный вопрос Аня нажала кнопку пульта, и телевизор погас.
– Уже очень поздно, Растрепин, – сказала она.
– Можно я останусь у тебя? Не хочу ехать на такси.
– Делай, что хочешь.
Ответ убийственный, как средство от комаров.
Аня удалилась в ванную и пришла оттуда в пижаме. Расстелила диван и легла. Рядом примостилась собака Я сел на край дивана. Подождал. Потом пошел покурить на кухню. Допил коньяк и вернулся в комнату.
Я не мог понять, заснула она или нет. Тогда я аккуратно положил ладонь к ней на грудь. Она вздрогнула, одернула руку и сонно сказала: