Фаза Урана
Шрифт:
Со своей стороны Ф. пригласил лишь отца и меня. Отец Ф. очень сдал – смерть жены его подкосила гораздо больше, чем потеря лаборатории и массовый падеж хорьков. Тем не менее, на свадьбе он старался выглядеть молодцом и даже танцевал с невестой твист. Сама же свадьба мне не понравилась. Было в ней что-то извращенное и противоестественное, как всегда бывает на торжествах, где вместе собираются разночинцы и крестьяне. Однокурсники Ф., запивавшие водку лимонадом, все как один компьютерщики, общались на непонятном для окружающих арго и ничего не хотели замечать вокруг. Многочисленная сельская родня невесты затерроризировала гостей неукоснительным соблюдением традиций и ритуалов, в результате
…Вскоре отец Ф. уехал к дочке в США. Его слабое здоровье теперь могло рассчитывать только на западную медицину. Отныне и он поселился на кодаковских снимках из Миннесоты, став, не считая собак, третьим персонажем фотосессий на фоне сосен. Казалось, там отец Ф. появился с помощью монтажа (pts) – таким призрачным и нереальным выглядел он…
…Между тем квартира после отъезда главы семьи опустела и авиамодели пылились. Ф. успел с отличием закончить институт. Решил вернуться в родной город. С супругой они уже начинали интересоваться ценами на детские коляски. Им требовалось новое жизненное пространство. В Доме на окраине начался ремонт. Все старые вещи были выброшены, подарены или проданы, обои ободраны, а пол застелен древними и пожелтевшими газетами «Труд». Страницы бесплатных объявлений пестрели предложениями Ф.: «Продам коллекцию самолетов, пояс монтажника, ракетку для бадминтона, клетки для кроликов, роликовые коньки, самоучитель игры на баяне, электрошашлычницу. Недорого». Ф. переполняли планы и ощущение буржуазного счастья. Тут брак, как и предрекала теща, неожиданно испустил дух: что-то кончилось. Злые языки утверждают – ребенок родился мертвым. Мол, так и покатилось. Бывшая жена Ф. Василиса, по слухам, жила теперь в поселке Червоный Гай с каким-то большим человеком, хозяином не то фабрики, не то мельницы. После развода Ф., как нельзя кстати, подвернулось заманчивое предложение из Москвы. Он засобирался в дорогу. Дорога, как известно, единственное лекарство непьющего человека.
Прошло еще полгода. И вот, в тот самый день, когда меня уволили с работы, мой служебный мобильный в последний раз завибрировал у меня в кармане.
– Нам надо встретиться, поговорить, – сказал голос Ф. из трубки.
– Зачем? – спросил я.
– Я хочу, чтобы ты жил в моем доме, – ответил он, как всегда спокойно и рассудительно.
Пошла шестая неделя с тех пор, как мы встретились и поговорили…
…И вот я лежу на раскладушке, смотрю, как потолок становится светлее. Думаю о том, что не выспался, потому что ко мне приходила маленькая девочка искать крысу по имени Даша. Смешно…
…Лента воспоминаний. Свинец и щелочь. Ощущение ходьбы по кругу. Я вернулся к точке, с которой начал…
Сон медленно одолевает меня.
VII. Темнота
Следующие сутки выпали на понедельник, и я решил, что поеду на водохранилище, на пляж. Позавтракав, я вышел на остановку и дождался там троллейбуса.
Работая перевозка уже закончилась, и троллейбус ехал почти пустой. В салоне стоял резкий запах нагретой пластмассы. На заднем стекле застыл абстрактный офорт грязи. Схема троллейбусного маршрута напоминал скелет птеродактиля. За окнами, неторопливо покачиваясь, проплывал укомплектованный солнечным светом город.
С контролером я сторговался за 10 копеек. Студенческая привычка – торговаться с контролерами. Дорога до водохранилища длилась двадцать минут. Отрезок пути между двумя последними остановками пролегал
На конечной остановке возле депо, я купил в торговой палатке шесть банок светлого пива и пачку сигарет. Разувшись, босиком двинулся дальше по проселку, туда, где за деревьями издалека ощущалась прохладная масса воды. Я неторопливо брел по горячей пыли. Пятки утопали в ней, как в пудре.
Зона отдыха была безлюдной. Только пару раз попадались навстречу рыбаки с бамбуковыми антеннами удочек. Разбросанный по обочинам мусор выдавал вчерашние гуляния горожан. Остывшие угли мангалов, пластиковые бутылки, ржавые яблочные огрызки, шоколадные фантики и негодные батарейки – все это казалось остатками отжившей цивилизации. Проселок вывел меня к краю обрыва, свернув параллельно водохранилищу. Громадная прорва воды растеклась до самого горизонта, сливаясь там с безупречно синим небом. На водной глади кое-где пунктиром виднелись баркасы рыбхоза. Поближе к берегу, поднимая тучи брызг, плыл прогулочный катамаран.
Слева, там, где проявившийся берег сливался полукруглою дугою, нависала, похожая на вставную челюсть, городская дамба.
Я спустился с обрыва к пляжу, разделся и лег на песок. Выдернул чеку пивной банки. Пышная белая пена стекла мне на живот. Я сделал пару жадных глотков, наслаждаясь пивом и одиночеством. Сверху вдоль дороги послышался шум удаляющегося мотоцикла. Где-то в камышах закрякали утки. Купаться не хотелось…
…Я закрыл глаза, и мне стало хорошо от тишины, от солнечного тепла и от пива. Если я когда-нибудь умру, то, надеюсь, после смерти будет не хуже. Такая же пустота вокруг на целую вечность. Пустота и остатки сознания, которое медленно растворяется во вселенской темноте, лопается нейтрон за нейтроном, словно обыкновенные пивные пузырьки.
Тут я подумал, что после смерти наверняка не надо будет ходить на работу, и мысль мне эта очень понравилась. Где-то рядом со мной лежала еще одна, неоткупоренная банка…
…На пляже я провалялся до семи часов, пока совсем не проголодался. Стало прохладней, и я оделся. Собираясь уходить, взглянул на дамбу. Бордовый диск солнца нимбом нависал над нею. За ее грядой клубились вечерние облака.
Я расстегнул ширинку шорт. Долго и сосредоточенно мочился в водохранилище. Вся моча города все равно, рано или поздно, попадала туда. Мой организм медленно, как весна от зимы, освобождался от воздействия трех литров светлого пива. «Если дамбу взорвать, – мрачно подумал я, – Весь город смоет, как в унитазе»…
По дороге на троллейбусную остановку я понял, что обгорел. Футболка, как бурлацкая лямка, нестерпимо натирала плечи.
Это означало, что пришло время менять кожу…
– Добрый вечер, – сказала девушка.
Она стояла у моего подъезда в белой юбке и белой блузке. Белых, как белый медведь-альбинос Уже и впрямь вечерело, и солнце осторожно шло на посадку где-то в районе городского аэропорта. В густом воздухе было еще много витамина D, но уже подступала куриная слепота, и тени становились длинными и фиолетовыми, как баклажан.
Лица девушки я не мог разглядеть: свет упирался ей в спину, будто специально поставил ее здесь, в контражуре, неумелый фотограф. Я видел только ее короткие светлые волосы, причудливо уложенные не то беззаботным ветром, не то парикмахером-занудой. Видел ее фигуру, гибкую, с неуловимо приятными изгибами, словно вырезали ее из фольги. Той тонкой и изящной фольги, в которую заворачивают конфеты, наполненные теплым и красным, как кровь человека, ликером…
– Добрый вечер, – поздоровалась девушка еще раз.