Феденька
Шрифт:
–Ложись! – прошипел Паша и повалил своего спутника в сугроб, прижав голову к земле. –Тихо!
До них донеслись два нетрезвых голоса:
–Отдай мне! Моё!
–Да шиш тебе, ублюдок бухой! Ты и так себе полную наливаешь, а мне половинку!
–Скажи пожалуйста! Обиделся он, козел дранный!
–Кто козел, я?!
Раздался треск, что-то тяжелое с грохотом повалилось, звон посуды разлетелся по округе. Паша приподнялся и, вжимая голову в плечи, пригнувшись, последовал на звук. Рома отряхнулся и поспешил следом. Во дворе перед домом из белого кирпича барахтались двое, на крыльце лежал перевернутый стол, рядом с ним с бульканьем
Паша выпрямился в полный рост и деловито облокотившись на дощатый забор, свистнул. Собутыльники в миг разжали гневные объятия и уставились на него. Их ошалелый вид, красные глаза и разгоряченное дыхание заставили Пашу презрительно ухмыльнуться.
–Слышь, братки, подскажите, есть еще обитаемые домики здесь?
Рома топтался позади, ощущая неуместность всего происходящего, но ничего не мог с собой поделать – он на дух не переносил асоциальные элементы и даже ни разу не посмотрел передачу своей жены.
Местные жители опасливо переглянулись и один из них, повыше ростом и более опухший на вид, с торчащей лопатой седой бородой в хлебных крошках, ответил:
–А нам почем знать? Чай, не нанимались следить ни за кем…
Паша улыбнулся и достал из кармана купюру. Увидев деньги, братки оживились. Рыжий, заросший по самые брови, проковылял, сильно хромая, к забору и потянулся за наживкой, но Паша отдернул руку в сторону. Рыжий обижено насупился:
–Ну есть тут один жилой домик, туда дальше, – он махнул вправо. – Кто живет не знаем, но живут постоянно, из года в год. Скот держат даже. – С последними словами заросший погладил ногу и сплюнул.
–Че, залезть к ним хотели? – Паша кивнул на хромого. Собутыльники рассмеялись в ответ.
–Есть такое… – Виновато пожал плечами высокий, – ружбайка у них оказалась… С тех пор мы туда ни ногой….
–Ладно, держи, – Павел бросил в снег купюру. Обросший мигом ее подобрал и заковылял к другу.
Паша обернулся к Роме и скомандовал: «Возвращаемся»
–Мы не проверим их домик?! – удивился парень.
–Зачем? И так ясно, что эти бухарики не способны даже себя контролировать. Барон, конечно, может, и псих, но алкашам не доверил бы ничего важного.
Рома согласился и поспешил вернуться к жене и Русалке. Дойдя до перекрестка, путники остановились. Свежие следы расходились с их следами, но вели в другую сторону. Мужчины посмотрели в начало аллеи – там никого не было.
–Оленька! – чертыхнулся Паша и побежал прямо. Рома не отставал. Он видел, как точками оставались в снегу следы от каблуков его жены, выстраиваясь в неровную очередь.
*** *** ***
Вероника нажимала на красный круг, но телефоне не мог распознать ледяные пальцы красавицы. Оля медленно вышагивала вдоль забора и заглядывала через него. За высокой пушистой елью прятался бревенчатый дом. Припорошенные снегом лапы ёлки сказочно поблескивали в лучах заходящего зимнего солнца.
«А может, там Егор? В этом доме мой Егорушка?» – Сердце Оленьки сжалось в комок и замерло.
–Ну что, идем? – прошептала Вероника, трясущимися руками выставив камеру перед собой.
Оля пробралась к калитке и заглянула во двор. Пусто. С одной стороны стоял дом, с другой – топорщились замерзшие кусты. Под ними чернели пятаки, куда выливали грязную воду. За домом вдоль всего участка стояла невысокая постройка, часть ее была выложена из кирпича, а другая часть была сколочена наспех, с большими прорехами между досок. Перекинув руку через калитку, Оля нащупала щеколду и через секунду двор раскинулся перед девушками во всей красе.
Оленька пробежала вдоль стены и заглянула на крыльцо. Пусто. В углу ведра свалены в кучу, некоторые из них еще теплые, другие же были в покрыты толстым слоем изморози по верх остатков помоев. Оля оказалась в теплой пристройке. Тошнотворный запах грязных мужских ног смешивался с запахом свежего навоза и зерна. Вероника не осмелилась пойти за Оленькой. Журналистка пересекла небольшое расстояние от дома до сарая и заглянула через камеру в щель между досками. Со скрежетом открылась дверь, и облако теплого пара взвилось к потолку. Могучая фигура закрыла собой свет, дверь закрылась, и неизвестный здоровяк стал копошиться в темноте. Что-то щелкнуло и зажглась яркая лампочка. В просторной пристройке стояли металлические баки, у потолка блестел огромный крюк. Руки Вероники тряслись, изображение то и дело вздрагивало, собственное дыхание казалось девушке невыносимо громким, вязнущим в ушах. Еще никогда у нее не было такого захватывающего материала.
Оля прошмыгнула через кухню в комнату, заглянула в массивный шкаф – только вещи. Пробежала на цыпочках в другую комнату, еле более маленькую, чем первая. На кровати – груда одежды. Оля раскидала ее в стороны до самого основания, но ничего интересного не нашлось. Она пошарила по столу среди смятых бумажек и бутылок, но ничего не привлекло внимания. Сделав шаг к выходу, Оля услышала протяжный скрип – под сбившимся половиком был люк в подпол. Оля откинула половик и, ухватившись за круглое кольцо, потянула квадратный люк вверх, но поддался он лишь с третьего раза. Тут же живот сковало кольцом боли. Люк рухнул на пол, и Оля с надеждой взглянула вниз. Лучи заходящего солнца окрашивали комнату красным. Отблески его падали на люстру, рассеиваясь розоватым светом. Но в подполе было темно.
–Егор? – шепотом позвала Оленька и в ответ послышался шорох. Ноги стали ватными.
Оля упала на коленки и позвала громче:
–Егорушка? – девушка достала из кармана телефон и посветила экраном вниз. Из темноты на нее бросились два красных глаза, оглушая писком. Оля вскрикнула и отпрянула, упав спиной на пол. Из подпола в разные стороны бросились серые крысы. Несколько тварей пробежали по окаменевшему животу, царапая тонкими коготками пуховик. Молния затрещала и разъехалась в разные стороны. Оля подскочила и, подволакивая ногу, бросилась к выходу.
В ярко освещённой пристройке было шумно. То и дело хлопала дверь в сарай, выпуская клубы горячего живого пара. Мужчин оказалось двое, оба громадные, с необъятными плечами и огромными узловатыми руками. Теперь они кружились в центре помещения, орудуя ножами умопомрачительного размера. Вероника никак не могла увидеть, что именно они разделывали, но звуки разрезаемой плоти пугали ее, пробуждая трепет журналиста перед убойным материалом.
На крыльцо вывалилась Оленька, плечом распахнув дверь, еле удержалась на ногах. Вероника приложила палец ко рту и зашипела. Оля, бешено дыша, доковыляла до постройки и заглянула между досками. Она увидела розовое освежёванное мясо и вскрикнула, прикрыв губы ладошкой. Из глаз брызнули слезы, и не разбирая дороги, девушка схватилась за веревку, служившую ручкой к огромной воротине входа.