Федор Апраксин. С чистой совестью
Шрифт:
На Онежском озере дело пошло веселей, пересели на карбасы, фрегаты, струги. Ладога встретила неласково, начались осенние штормы. Но здесь порадовал Федор Салтыков. Десятки новых, добротных стругов, построенных на Сяськой верфи, вторую неделю ожидали войска.
Взобравшись на громадный валун, Петр, сняв шляпу, пристально вглядывался в непроницаемую даль. Глухо шумел прибой, штормовой ветер трепал волосы, каскады брызг холодили лицо.
— Бурю переждем, — крикнул он стоявшему внизу Головину, — генерально, што Апраксин выдворил Нумерса. К Нотебургу
Петр уехал вперед, оставив за себя Головина:
— Бери команду на себя, фельдмаршал, дожидайся погоды. Я поскачу к Нотебургу, там со дня на день Шереметев должен быть.
Наконец-то засеребрилась долгожданная Нева.
— В устье Невы Ниеншанц, — докладывал Шереметев, — за ним Финский залив. Нотебург перекрыл путь, у шведов полторы сотни пушек. В Неву на лодках не пройдешь.
— А мы перехитрим шведа, — ухмыльнулся царь, — возьмем его в мышеловку. Надобно отсечь Нотебург от моря. Прорубим в лесу просеку, переволочем полсотни лодок из Ладоги в Неву. Запрем крепость снизу. Пускай ведают, отступать им некуда.
Нотебург оказался в плотном кольце. Сдаться без кровопролития шведы отказались. Загрохотали девяносто орудий и мортир. Все заволокло дымом. Батареи скрылись в пороховом мареве, а над крепостью поднялись черные клубы пожара. На второй день из крепости вышел барабанщик с белым флагом. Огонь на время затих.
Прочитав письмо парламентера, Петр, не скрывая смеха, передал его Шереметеву:
— Почитай, каковы женки шведские хитры. Комендантша просит отпустить ее со своими дамами, «дабы могли из крепости выпущены быть ради великого беспокойства от огня и дыму и бедственного состояния».
Петр крикнул писаря и начал диктовать:
— Пиши дамам. Бомбардирский капитан Петр Михайлов не отваживается передать их просьбу главнокомандующему. Понеже ведает он подлинно, что господин его фельдмаршал тем разлучением с мужьями их опечалить не изволит… а любезных супружников своих вывести купно с собой.
Петр назначил штурм на Покров день, командиром определил семеновца полковника Михаила Голицына. На рассвете лодки с охотниками двинулись к крепости…
Атакующих встретил залп картечи. Шведы бились насмерть. Что-то не ладилось у семеновцев, попятились к берегу. Голицын, матерно ругаясь, подбежал к ним, сталкивал лодки в воду:
— На хрен вам задницу шведу показывать!
Выручил Меншиков, отобрал рекрутов.
— Мин херц, дозволь. Зазорно ретироваться, подмога нужна свежая, преображенцы рвутся, засиделись…
Мрачный Петр, не оборачиваясь, махнул рукой:
— Добро.
Ход штурма переменился. Лучи заходящего солнца высветили белое полотнище на крепостных стенах. Шведы капитулировали…
В тот же день отправляли пленных, хоронили убитых, подсчитывали трофеи. Потом начались торжества.
— Назовем сию крепость по праву Шлиссельбургом [36] , — сказал, открывая застолье, Петр, — ибо она есть ключ к нашему морю Балтийскому.
И на пиршестве не забывал Петр о делах. Между тостами делился мыслями с Шереметевым, Головиным, Меншиковым.
— По весне, Борис Петрович, воевать будем Ниеншанц, за ним Фикусов залив и Балтика. По воде корабли надобны. Днями поедем на Свирь, поглядим, где добрую верфь ладить. Заодно и к Татищеву наведаемся. Ты, Данилыч, головой там будешь. Да и здеся, в Шлиссельбурге, не зевай. В зиму карбасы сооружай, лед сойдет, по Неве поплывем.
36
Шлиссельбург — название произошло от нем. Schlussel — ключ.
В устье Сяси, неподалеку от верфи, царя встретил Татищев. На воде покачивались недавно спущенные два небольших, неуклюжих на вид фрегата.
Петр недовольно покашливая, подозвал Салтыкова:
— Ладно Иван, он науку не проходил. Ты-то, Федор, пропорции добрые уже уяснил вроде. Отчего ж сызнова на голландский манер, как прежде на Воронеже, неуклюжие коробья творишь?
— Виноват, государь, первый блин комом вышел, — оправдываясь, но без робости ответил Салтыков. Кивнул в сторону стапелей, где стучали топоры: — Другие фрегаты нынче сотворим добрые.
Петр удивленно вздернул вверх брови, перескакивая через бревна, направился к навесу.
На крайнем стапеле плотники обшивали досками корму фрегата.
— Первенцы наши на Балтике. — Петр окинул взглядом контур корпуса, видимо, остался доволен, согнувшись, полез под корму. Там плотники веревками притягивали к шпангоутам непослушное дерево. Доска, потрескивая, плотно легла на шпангоут. Подскочил Меншиков, помогая, проворно уперся в доску руками, пока вколачивали гвозди.
Татищев, пользуясь заминкой, переминаясь, спросил Головина:
— Ваша милость, для фрегатов снасти надобны, такелаж, блоки, юферсы. Отписал в Новгородский приказ, а там молчок.
Петр, видно, услышал разговор. Когда доску прибили, подошел к Головину:
— Верфь-то надобно передать адмиралтейцу нашему. В этом деле Новгородский приказ бестолковый. У Федора в руках все корабельно строение. Здесь един хозяин надобен.
Вечером за столом объявил об этом Татищеву:
— Отныне будешь сноситься с Воронежом и Москвой, у Федора Апраксина на довольствие встанешь.
Головин, поглаживая гладко выбритый подбородок, одобрительно осклабился:
— Сия верфь только почин в этих краях. Места-то необжитые, покуда помочь надобна.
Татищев переводил удивленный взгляд с Петра на Головина, быть может, не до конца понимая сути сказанного. Царь разъяснил односложно и ясно:
— По соседству, на Свири, станет новая верфь, поболее твоей. Весной отобьем Ниеншанец, а там выйдем в море. Флот зачинаем Балтийский.
…По берегу Свири пробирались сквозь густой ельник на лошадях, облюбовали большую поляну. Царю место понравилось: