Федор Апраксин. С чистой совестью
Шрифт:
Не успела отойти крещенская стужа, как в Воронеж, бросив все дела в Москве, неожиданно нагрянул царь. Тянула старая страсть к морскому делу.
По привычке начал с разноса на стапелях. Ругался, вскипал, грозил, чуть не с кулаками набрасывался на приказчиков. Потом выслушивал Скляева, Верещагина, Ная, Козенца, отходил. Апраксин в споры не вступал, хорошо изучив нрав царя…
Вечером в день приезда Петр надолго задержал у себя Апраксина. Пили изрядно, но не хмелели. Сначала помянули близких, покинувших этот свет.
— Што поделаешь, Федя, все под Богом ходим. Один Всевышний ведает наш предел живота. То ли пуля тебя шальная прикончит, то ли в море сгинешь, то ли в постели занедужишь под бабьим крылом. — Петр резко схватил полный бокал, жадно выпил все без остатка. — Бабы из нас, поди, готовы все соки вытянуть, им бы токмо свое удовольство иметь. Еще неведомо, кому более везет: бобылю или женатому.
Царь примолк, потирая переносицу, о чем-то задумался.
«Тебе-то ведомо ли про кралю свою немецкую. Небось никто не повестит, боязно». Апраксин, отвлекая царя, заговорил о делах в Азове. Петр слушал внимательно, изредка о чем-то спрашивая, и остался доволен.
— Гляди-ка, Федя, ныне особо надобно опасаться здесь, в Воронеже. Не токмо турок, а и шведы своих шпионов подсылать сюда могут, пакостить станут.
Апраксин вспомнил о Татищеве:
— Што, на Сяси-то налаживается верфь?
Петр решил не откладывать новость, раз пришлось к слову:
— Дело пошло, Иван молодец. Однако ево под твою руку отдаем.
— С чего бы, Петр Лексеич?
Петр неожиданно повеселел:
— Дела у нас на Балтике затеваются великие. Станем верфи новые зачинать на Свири, в других местах. Ты-то у нас кто? — Петр ехидно усмехнулся. — Адмиралтеец. Стало быть, в твоих руках все корабельное строение станется. Не токмо на Воронеже, а всюду. И спрос с тебя велик будет. Держись.
Апраксин, слушая царя, от неожиданности даже вспотел. А царь, продолжая улыбаться, налил вина, подмигнул:
— Указ получишь днями. Здравие твое, адмиралтеец.
На следующий день Петр умчался на верфи в Таврово, к своей ненаглядной «Предистинации», а через неделю, не задерживаясь, уехал в Москву.
Он, верно, еще не доехал до столицы, когда в Воронеж поступил указ:
«К тому корабельному делу послать из Адмиралтейского же приказу, и о том его В.Г. указ в приказ адмиралтейских дел к тебе адмиралтейцу Федору Матвеевичу с товарищи, товарищи посланы с сим его В.Г. указом».
Когда человек впервые освоил водную среду матушки-Земли? Со времен Ноя, «человека праведного и непорочного», утверждает Библия. Достоверно, что произошло такое событие не менее пятидесяти веков тому назад. С той поры человек безудержно стремится к рекам и озерам, морям и океанам. Иные народы обитают на суше, окруженной водою со всех сторон. Для них мореходство не страсть и прихоть, а жизненная потребность. Другим море открывает безграничные пути общения и торговли с далекими странами и цивилизициями и, наконец, является средством обогащения.
За право господства на море страны бились насмерть. Древняя история Египта, Греции, Рима служит подтверждением тому, но чтобы владеть морем, нужен флот.
Первым свидетелем сооружения кораблей славянами был византийский император Константин… Да и само название плавучих сооружений приписывают древним славянам — от слова «короб». Греки, у которых служили на судах славяне, стали называть их корабос…
Всего несколько лет как заполоскали паруса Азовского флота над южным морем, а теперь царь замыслил покорить водные просторы Балтики.
Еще где-то за горизонтом мерцало заветное море, а для него уже закладывали корабли на Сяси и в Лодейном Поле…
Забот и хлопот у адмиралтейца прибавилось вдвойне. А тут еще в Москве появился симпатичный серб Савва Рагузинский. В свое время потомок боснийских князей и довольно состоятельный купец из Рагузы негласно помогал Емельяну Украинцеву на переговорах с турками. Прошлым летом он пришел на своем судне с богатыми товарами в Азов.
— Имею страстное желание, господин Апраксин, видеть вашего великого государя, — без обиняков объявил он при первой же встрече с адмиралтейцем.
Чем-то очаровал он Федора Матвеевича, и тот не раз упрашивал царя допустить его к себе, но Петр не спешил, выжидал. Наконец разрешил приехать ему в Москву. Здесь оказался и Апраксин, но звали дела в Адмиралтейский приказ. Надо было самому отдать указания по северным верфям, решить с плотниками и кузнецами на Воронеже. Сколько бумаги исписал за зиму, а толку мало. Велел царь, да не жаловал псарь. Чиновные дьяки тянули, как всегда, канитель.
Вечерами бывал на своем подворье, а у Андрея сопел в зыбке его тезка — племянник. Зная, как горевал брат после кончины жены, Андрей утешал:
— Пущай имя твое продолжится в моем роду.
Заглянул Апраксин и в дом старшего брата. Там тоже не все было ладно. Первая жена скончалась, оставив Петру троих детей. Петр присмотрел себе молодуху, вдову, но свадьбу отложили. Царь собирал войска для весеннего наступления в Ингрии. Братья обговорили и решили старшего сына Александра определить в Навигацкую школу — пойдет по стопам своего дяди.
— Пущай наше семя на флоте российском произрастает, — говорил брату перед отъездом Петр. — Я немало якшаюсь с морскими воями, на Ладоге с Нумерсом схватывались мои гренадеры. А ты и вовсе сроднился с делом морехоцким…
Уладив дела, Федор собрался ехать в Воронеж, но его чуть не силком затащил к себе освоившийся в Москве Савва Рагузинский.
Почувствовал в адмиралтейце отзывчивую душу и к тому же близкую к царю.
— Государь мой, Федор Матвеевич, — умолял он его за обильным угощением, разведав о пристрастии собеседника к лакомствам. — Отпиши его величеству, безмерно счастлив буду лицезреть его царские очи. К тому же немало полезных советов и новостей ему поведаю из Цареграда. Задумки имею, как султана приворожить надобно…