Фельдмаршал Борис Шереметев
Шрифт:
«И зачем он придумал с этим соборованием? — думал Войнаровский. — Что теперь делать? Как отговорить светлейшего от поездки?»
А меж тем Меншиков велел своему адъютанту Жукову брать перо, бумагу и писать царю о болезни и возможной смерти гетмана.
Жуков писал под диктовку: «…и сия об нем ведомость зело меня огорчила, во-первых, видеть его не довелось, а другое, что такого доброго человека теряем. Молю Бога, чтоб облегчил его от болезни. Заутре сам поскачу в Борзну, а оттуда уведомлю
Окончив письмо и запечатав, светлейший вызвал нарочного, подал ему пакет:
— Немедля скачи в Погребки и вручи государю. Да дождись, что ответит. Ступай.
Меншиков вскоре лег спать и уснул сразу, так уж приучил себя с младости (день для раздумий, ночь для сна), но и встал чуть свет, как приучен был Петром. Велел звать племянника гетманского и выезжать чтоб немедля. Денщик, посланный за Войнаровским, воротился ни с чем.
— Нет его, ваша светлость.
— Как «нет»? Куда ж он делся?
— Хозяин хаты сказал, поднялся-де ночью и уехал.
— Что за чертовщина! Я ж ему сказал, что вместе выедем.
А Войнаровский меж тем гнал коня во весь опор, спешил предупредить своего дядю об опасности.
Мазепа, не подозревавший еще ни о чем, утром собрал своих сообщников, сказал им, как и что, и задал один вопрос:
— Так шлем королю грамоту нашу о покорстве и верности украинского народа?
— Как же не послать, — отвечал за всех полковник Герцык. — Давно пора. Он уже под Новгород-Северский подступил. Кабы не опоздать.
— Бери, Орлик, перо, пиши до короля.
Мазепа дождался, когда Орлик умакнет перо в чернила и поднесет его к чистому листу бумаги, и, оправив длинные свои вислые усы, начал:
— «Ваше королевское величество, мы, представители угнетенного царем украинского народа, притекаем к стопам вашим, мудрости вашей…»
Дальше «мудрости» гетман не успел сказать, в горницу влетел Войнаровский:
— Иван Степанович, беда! Сюда Меншиков скачет.
— Матери его черт! — вскричал, побледнев, Мазепа. — Шо ему треба?
— Он желает с вами проститься.
— Со мной? — вытаращил глаза гетман.
— С вами. Вы же сами велели сказать, что помираете.
— Ах, шоб ему!.. — взглянул Мазепа на сообщников. — Треба тикать, господа полковники. Велите скоренько седлать коней.
Не прошло и получаса, как гетман уже мчался во главе своих преданных полковников в Батурин — главное свое укрепление, где было собрано вдоволь провианту, пушек и пороха. В Борзне Мазепа оставил своего человека Грица, наказав ему строго:
— Буде явится Меншиков и как куда отъедет, сей же час скачи до Батурина ко мне с ведомостью.
Светлейший князь явился в Борзну к обеду в сопровождении длинного эскорта
Прошел по пустым чистым горницам, никак не думая, что прислуга прячется от него.
— Эгей, есть кто живой?
Никто не отозвался на призыв светлейшего, а того более, притихло в доме.
«Отпевают, — подумал Меншиков с горечью. — Опоздал. Надо было в ночь выехать».
И отправился с гетманского подворья к собору пешком. Там служба шла, обедню служили. Увидев в притворе явление знатного господина, священник кивнул служке: встреть. Тот неслышной тенью возник перед светлейшим.
— Прошу пана до переду.
— Где гетман?
— Гетман со старшиной чуть свет в Батурин поскакал.
— В Батурин? — удивился светлейший. — Поскакал?! Но он же болен.
— Здоров пан гетман. Слава Богу, здоров.
Меншиков вышел из собора, быстро спустился с крыльца, махнул рукой, чтоб подавали его коляску. Прыгнул в нее, скомандовал:
— В Батурин, да чтоб скоро.
И запылила коляска светлейшего по Батуринскому шляху {211} . Он еще не понимал, как мог так скоро «умирающий добрый человек» сесть в седло и ускакать в Батурин, но чувствовал, что за всем этим кроется что-то неладное, какая-то хитрость старого гетмана. Какая?
У Мазепы, как у зайца линялого, нюх на погоню. Не дождался и Грица своего, понял, что Меншиков и часу не задержится в Борзне, найдется подлый человек, скажет, куда гетман уехал, и обязательно светлейший поскачет по следу.
Призвал гетман батуринского коменданта полковника Чечела к себе.
— Явится Меншиков, обо мне спросит, скажи, мол, полки поднимать поехал, а куда — не ведаю, мол. А как только съедет, запирай ворота, заряжай пушки и жди. Мы с королем придем. Ежели москали раньше пожалуют, не впускай. Слышь, Чечел? Встречай картечью.
— Не впущу, Иван Степанович. Будь спокоен.
— И еще, отправь верного человека к полковнику Бурляю в Белую Церковь. Пусть выводит сердюков сюда навстречу королю.
— Надо запорожцев подымать, Иван Степанович.
— Знаю. Пошлю в Сечь Герцыка, он с кошевым Костей Гордиенко в друзьях. Сговорятся.
— Може, на ночь глядя не поедешь, Иван Степанович? Оставайся.
— Нет, нет. В Короле заночую.
У Мазепы при одной мысли о встрече со светлейшим сердце в пятки уходит. А чего бы проще: Меншиков, в сущности, один, с охраной лишь. Кинуть бы клич казакам: бей москалей, хватай их, вяжи.