Фельдмаршал Борис Шереметев
Шрифт:
После военного совета корволант выступил немедленно. Царь был в великом возбуждении и торопил, торопил всех. Когда конь его, едва вытаскивавший из грязи ноги, уставал, Петр слезал с него и шагал пешком вместе с солдатами. Он спешил к Днепру, дабы захватить Левенгаупта на переправе.
Недалеко от Романова к царю привели человека, одетого в потертый кафтан, который, назвавшись жителем Шклова, сообщил Петру, что шведы еще далеко за Днепром.
— Значит, мы успеем к переправе? — спросил Петр.
—
— Если мы захватим переправу, — сказал Петр Голицыну, — то дело будет вполовину сделано.
Подошли к Днепру и приступили к переправе на правый берег. Дозоры нашли крестьянина, видевшего своими глазами переправу шведов. Его доставили к Петру.
— Когда переправились шведы? — спросил его в упор Петр.
— Вчерась последние возы прошли, ваше величество.
— Как долго шла переправа?
— Три дни без малого.
— Почему так долго?
— Так у них много возов, государь. Тыщи.
— А ну, — обернулся Петр к офицерам, — сыщите мне вчерашнего жителя Шклова.
И только теперь Петр вспомнил, что шкловец этот говорил с некоторым акцентом, вместо «г» слышалось «к» — «косударь». Царь, имевший дело со многими иностранными офицерами, служившими ему, настолько привык к акценту, что вчера не обратил на него внимания. Но сегодня…
Когда привели к нему жителя Шклова, Петр спросил громко:
— Так все же где жил ты: в Шклове али в Стокгольме?
— В Шклове, косударь, — отвечал тот, бледнея.
— Отвечай, кому служишь, сукин сын? Кто повелел в обман нас ввести?
Царь был страшен, щеки у него подергивались, «шкловец» окончательно сбился.
— Вздеть его на дыбу, — приказал Петр.
Подбежавшие солдаты завернули «шкловцу» руки за спину, связали, закинули конец веревки за крепкий сук дерева. Потянули несчастного вверх, он пытался натужиться, чтобы не вывихнуть руки, но оказавшийся тут профос умело дернул его за ноги, в плечах у того хрустнуло, он дико вскрикнул и потерял сознание.
Петр спешил, ему некогда было вести дознание, и он приказал одному из офицеров:
— Оставайся здесь вместе с профосом. Приведите в чувство. Спроси, кто послал, с какой целью. Если лазутчик — немедленно повесьте. Догонишь нас, доложишь.
Через два часа офицер с профосом уже догнали царя.
— Ну?!
— Послан был Левенгауптом, дабы сбить нас с толку. Обмануть.
— Родом откуда? Швед?
— Нет, курляндец.
— Повесили?
— Да, как велено было, государь.
Вскоре корволант вышел на след Левенгаупта. Прошедший многотысячный обоз оставил глубокие колеи. Такой след невозможно было потерять, более того, по нему трудно было идти, настолько разбита оказалась лесная дорога, изобиловавшая глубокими колдобинами, залитыми
Однако корволант спешил. Царь появлялся то тут, то там и везде повторял одно:
— Поспешаем, поспешаем, братцы. Мы у шведа уже на пятках.
Эта гонка продолжалась двое суток. Авангард корволанта, вышедший поздно вечером 27 сентября к деревне Лесной, увидел на поляне шведов и с ходу атаковал их. Эта ночная атака была отбита, так как шведы пустили в ход все пушки, имевшиеся у Левенгаупта.
Левенгаупт еще до перехода через Днепр узнал от лазутчиков, что наперерез ему идет русская армия во главе с царем. Именно поэтому он решил, что на него двигаются главные силы русских. Пропустив обоз вперед под охраной почти половины корпуса, он оставил восьмитысячный арьергард со всей имевшейся артиллерией, дабы как можно долее задержать русских. Арьергардом командовал генерал-майор Штакельберх, но поскольку предстояла ответственная баталия, здесь же остался и сам Левенгаупт.
Отбив первую ночную атаку русских, Левенгаупт повеселел.
— Если мы продержимся два дня, — сказал он Штакельберху, — обоз у Пропойска переправится через Сож и ускользнет.
— Но это только авангард, — невесело заметил Штакельберх. — Завтра подойдут главные силы русских и нам будет жарко.
— Ничего, генерал. Важен первый успех, он вдохновляет солдат.
Утром 28-го подошли главные силы русских с самим царем. Петр, узнав о первой неудаче авангарда, успокоил командира:
— Ничего, братец, за одного битого двух небитых дают.
И тут же, выстроив к бою Преображенский и Семеновский полки, царь вышел перед строем.
— Солдаты! Приспел наш час постоять за отчину. С этого поля об отступлении никто и помыслить не должен. А кто прикажет к ретираде — стреляйте того на месте. Моим именем стреляйте. А буде случится, я к отступлению команду дам, лишайте и меня живота. Вот вам мой приказ. Вперед, орлы-семеновцы! Вперед!
Он прошел вдоль строя, высокий, стремительный, заметил на правом фланге второго батальона знакомое лицо. Подошел. Узнал разжалованного по суду за головчинскую конфузию Репнина.
— Ну что ж, Аникита Иванович, ныне не за дивизию, за полк в ответе. Пройдешь испытание с честью — все себе воротишь.
— Спасибо, государь, — сказал Репнин. — Не посрамлю седин своих.
Бывший генерал благодарил царя не только за обещание милости, но и за прошлую заступу. Он знал, что именно вмешательство царя спасло его от смертной казни, к которой присудил генерала уязвленный в самолюбии Меншиков.
Дабы прочистить путь пехоте, вперед была выдвинута артиллерия под командованием бригадира Фастмана. Петр подскакал на коне, крикнул бригадиру: