Фельдмаршал Борис Шереметев
Шрифт:
— Ничего, бригадир, — отвечал устало капитан. — Цыплят по осени считают.
И думал: «Пакет адмирала на месте. Что-то должно произойти. Но что?»
После обеда прискакали дозорные, неотступно следившие за действиями противника.
— Ваше превосходительство, швед садится на корабли.
— Какой швед? Какой корабль? — не мог взять в толк Фразер этого сообщения, полагая некий подвох в чужом языке. — Он что? Бежал?
— Так точно, ваше превосходительство, бежит швед. Бежит.
— Вот теперь, — взглянул Фразер на капитана с нескрываемым презрением, — вот теперь
И, надев шляпу, вышел из шатра отдавать распоряжения к атаке.
«Эх ты, петух спесивый! — думал капитан. — Если б не пакет адмирала, еще б неведомо, кого б общипали. Но что же написал там Федор Матвеевич?»
И действительно, когда русская кавалерия явилась на прибрежные холмы, откуда хорошо просматривались море и берег, все увидели, что «швед» на самом деле бежит. Между берегом и флотом, стоявшим в миле от него, курсировало десятка три лодок, которые увозили на корабли солдат, густо толпившихся у воды. Рядом с нетерпеливой толпой солдат возбужденно кружился многотысячный табун уже расседланных коней, оттуда неслись ружейные и пистолетные выстрелы.
— Они убивают коней… — закричали сразу несколько человек. — Надо отбить их! Отбить!
— Рано, — отвечал Фразер на поднявшийся за спиной ропот. — Пусть больше сядет на корабли, тогда мы пойдем атака.
Фразер был прав, это понимал и капитан, но каково было смотреть конникам на избиение несчастных животных. И с правого фланга вдруг без всякой команды ринулись вниз, к берегу, кавалеристы, не менее эскадрона.
— Куда-а? — вскричал Фразер. — Стой! Стой, подлецы!
Куда там, конники неслись к берегу, а оттуда навстречу хлопали ружейные выстрелы, шведы пытались выстроить каре. Однако, как оказалось, русские и не думали на них нападать, эскадрон скакал в охват табуна, дабы завернуть и отогнать его от берега.
Группа солдат, занятая по приказанию Любекера уничтожением коней, была внезапно атакована и разбежалась. Огромный табун лошадей русские кавалеристы завернули и погнали от берега.
— Скорей, шорт вас побьери, — ворчал милостиво Фразер, довольный столь богатой добычей.
Более четырех тысяч лошадей было спасено русскими. А когда на берегу осталось около двух тысяч солдат, Фразер приказал атаковать, предупредив:
— Убивать только тех, кто с оружием. Остальных в плен на русский каша.
Через два дня капитан стоял перед генерал-адмиралом Апраксиным и докладывал о поспешном бегстве шведов из Ингрии.
— Ну что ж, с Божьей помощью проводили гостей, — перекрестился Апраксин. — А ныне надлежит тебе, капитан, скакать к государю с важной ведомостью. Левенгаупт выступил из Риги с обозом из восьми тысяч телег с провиантом и порохом. Идет на юг на совокупление с главной армией. Сей сикурс надлежит пресечь. Впрочем, государь сам знает, что делать. Ну а заодно поведаешь ему о нашей виктории, пусть сердце его хоть о сем не болит.
И, подойдя к капитану, Апраксин потрепал его ласково по плечу:
— Скачи, Ваня. Сколько можно скорей скачи.
— Федор Матвеевич, дозволь спросить тебя?
— Ну, спрашивай, чего уж.
— Что было написано в том пакете, что я Любекеру подбросил?
—
— И все?
— И все, братец. Любекеру и этого достало сообразить, что с его двенадцатью тысячами голодных солдат никак не устоять супротив сорока тысяч. Спасибо, поверил моей сказке. За это б от нас ему презент полагался, да, вишь ты, далеко, поди, уплыл уж.
Апраксин тихо засмеялся и опять по-отечески добродушно похлопал капитана по плечу:
— Скачи, Ваня. Для государя весть сия суть наиважнейшая есть.
Глава седьмая
ДОБРЫЙ ПОЧИН У ДОБРОГО
Наконец-то король вышел из Могилева, простояв там почти месяц. Не по его воле задержка произошла, армия голодала. Многие в штабе, в том числе и Пипер, настаивали выступить навстречу Левенгаупту с его огромным продовольственным обозом.
Карл тоже понимал, что именно этот обоз в семь тысяч подвод поможет его армии дойти до Москвы, но не захотел ждать его в Могилеве, где солдаты умудрились съесть все живое, не брезгуя кошками и собаками.
Отправив в Ригу Левенгаупту приказ о выступлении на соединение с главной армией, Карл пошел сначала по направлению на юго-восток, но, дойдя до Долгих Мхов и забравшись в непролазные чащобы и болота, свернул на восток.
Дороги лесные были узкие и грязные. Голодные, выхудавшие кони едва волочили по ним телеги и пушки.
Много хлопот доставляли армии беспрерывные казачьи налеты. Казаки появлялись внезапно, словно падали с неба, с гиком и свистом налетали на растянувшуюся колонну, сверкая палашами, вихрем проносились и также внезапно исчезали, оставляя после себя десятки убитых и раненых шведских солдат.
Карла раздражало в этих налетах не столько появление казаков, сколько их быстрое исчезновение. Не успеют солдаты и ружей зарядить, а казаков и след простыл.
— Нет никакого удовольствия биться с русскими, — говорил король с нескрываемым презрением. — Потому что они не сопротивляются, как другие, а бегут.
Он старался не замечать того, что «бегущие» вырубали в колонне его солдат, почти не оставляя своих трупов.
Лесные дороги так выматывали силы, что у села Доброго было решено сделать дневку, тем более что солдатам посчастливилось здесь напасть на яму с припрятанным хлебом.
Конечно, сами бы они яму вряд ли обнаружили, поскольку находилась она в стороне от дороги. Но солдатам удалось поймать в лесу прятавшегося там местного жителя. И поскольку он не признавался, где спрятан хлеб, его стали пытать. Способ пытки солдат был один — много раз проверенный и очень действенный: они обмотали несчастному сухой травой босые ноги и подожгли ее. Такое «поджаривание» всегда веселило солдат, потому что пытаемый падал на спину и, задрав вверх ноги, начинал выделывать ими такие коленца, что солдатский хохот покрывал его отчаянные крики и стоны. Солдаты называли его «пляской по небу». Не выдержал «пляски» и житель села Доброго, рассказал о яме.