Фельдмаршал Борис Шереметев
Шрифт:
От Доброго шведы свернули прямо на север, как и прежде сопровождаемые русской армией, которая ни на один день не оставляла врага в покое.
Почему Карл свернул на север? Уж не собирается ли идти на Петербург? Эти вопросы не оставляли в покое царя Петра, а беспрестанно приводимые к нему «языки» разных рангов не могли дать вразумительного ответа.
Если уж генерал, адъютант короля, затруднялся ответить, то что можно было ждать от солдата или капрала. И, как ни странно, этот маневр короля объяснил русским захваченный ими шведский коновод:
—
И хотя царя такое объяснение не удовлетворило, ему пришлось поверить, поскольку другого не было.
Иррегулярные части казаков и калмыков беспрерывно реяли вокруг шведов, нанося неожиданные и дерзкие удары и успевая уходить, скрываться от ответных ударов.
Все эти наскоки выводили Карла из равновесия, он злился на русских, что воюют не по правилам: не хотят скрестить оружия в честном бою. Он жаждал генерального боя, а русские не давали его, оттого у короля сложилось и накрепко закрепилось ошибочное мнение, что русские трусы и воевать не умеют. Даже потеря двух полков на Черной Наппе не поколебала этого мнения. Это казалось ему случайностью.
На подходе к деревне Раевке Карл увидел впереди о правую руку русскую конницу. Решив, что это опять казаки, он приказал:
— Атаковать и уничтожить.
Полк драгун на рысях двинулся на русских. Король, наблюдавший за атакой, с удивлением отметил, что русские не побежали, как обычно, а вдруг, обнажив палаши, двинулись навстречу шведским драгунам.
— Тем лучше, — удовлетворенно хрустнул суставами Карл. — Сейчас мои драгуны вырубят эту ораву.
Два конных полка сшиблись, и начался бой. Вначале трудно было понять, кто берет верх, потому что все смешалось, закрутилось, засверкало лезвиями сабель и палашей. Однако вскоре стало ясно, что драгуны пытаются вырваться из боя, озадаченные столь яростным ответным натиском.
— Мерзавцы, что они делают! — злился Карл. — Как они смеют отступать?!
Увы, драгуны «посмели», обжегшись в короткой схватке, галопом помчаться к своей армии.
Гнев короля обрушился на драгунского полковника. Тот, зажимая рукой разрубленную щеку, оправдывался:
— Но это оказалась регулярная конница, ваше величество.
— Так в чем дело? Разве вы не командир регулярной армии? Смотрите, черт вас возьми, как это делается.
Король проскакал в голову Остроготского полка и, выхватив шпагу, крикнул:
— Солдаты, докажите вашему королю, что вы достойны его. За мной!
Два эскадрона лучшего полка армии помчались вслед за своим королем доказывать свою преданность венценосному командиру, свою непобедимость.
Однако и на этот раз русский отряд не обратился в бегство, а, наоборот, помчался навстречу шведам, растягивая крылья и охватывая ими кавалерию врага.
Карл был впереди и опытным глазом рубаки заранее наметил жертву, усатого широкоплечего кавалериста, мчавшегося прямо на него.
Со звоном скрестились на полном скаку палаш русского и шпага короля. Вряд ли догадывался русский, на кого он обрушил свой удар, посмел поднять руку. Телохранители
Сеча началась. Жестокая и кровавая. Визг и скрежет железа, стоны, вскрики, ржание коней, хрипы сотен глоток — все сплелось в единый неумолчный гул. Все забылось бойцами — мать, родина, жизнь, все устремилось у каждого в одно желание, в одну страсть — убить, убить, убить. Арифметика боя была проста: не убьешь ты, убьют тебя.
Второй эскадрон Остроготского полка рассчитывал вступить в бой не сразу, а несколько позже, оттого даже не обнажал оружия. В считанные минуты полк был окружен, и в сражение принуждены были вступить оба эскадрона почти одновременно.
Битва в окружении, увы, не прибавляет сил окруженным, а, напротив, способствует замешательству в рядах, нередко переходящему в панику. Именно на это рассчитывал генерал Боур, приказав своим кавалеристам окружить шведские эскадроны и уничтожить.
Но паники не было. Шведы, видимо вдохновленные присутствием любимого короля в их рядах, дрались с отчаянной храбростью и мужеством.
Русские не знали, что сам король находится на поле брани, да и как было его узнать в пропыленном простом кафтане, в сапогах с налипшей засохшей грязью. От других этого бойца отличало лишь то, что многие, жертвуя собой, прикрывали его. К чести Карла надо сказать, что он сам не прятался, а кидался очертя голову в любую свалку, великолепно управляясь с тяжелой длинной шпагой.
Под ним убили коня, который, падая, едва не придавил своего седока. Оказавшись на земле, Карл вертелся юлой, отражая, казалось бы, смертельные выпады русских кавалеристов.
Он был бы давно убит, не заслоняй его преданные драбанты. Русские изрубили первый и второй эскадроны. Если б они знали, что среди уцелевшей горстки отбивается сам король Швеции, возможно, в этом бою и закончился бы поход новоявленного Александра Македонского.
Но и русским бой давался нелегко, они тоже потеряли много бойцов. Однако, чувствуя перевес над неприятелем, они дрались с таким воодушевлением, что, когда со стороны шведов показалось большое подкрепление, ведомое адъютантом Хордом и генералом Розеншерном, им навстречу помчался русский полк, уже опьяневший от рубки и крови и потому особенно страшный для врага.
Генерал-адъютант Хорд, скакавший впереди на выручку своего любимого короля, был с ходу разрублен сильным ударом палаша и умер мгновенно. Генерала Розеншерна тоже свалили одним из первых, проткнув ему живот.
Петр I, уловив наметившийся перевес, пустил на фланги казаков с копьями. Те со свистом и визгом налетели на шведов.
Реншильд, видя, что армия вот-вот лишится короля, бросил на выручку еще драгун, наказав командиру:
— Выручите его величество и немедля назад.
Лишь этой группе удалось оттеснить русских, захватить короля и умирающего Розеншерна и отойти, но и то лишь потому, что царь дал русским сигнал к отходу. Если бы он знал, что на поле король, возможно, поступил бы иначе.