Фельдмаршал Борис Шереметев
Шрифт:
Петр оказался прав. «Крепость» через два дня была у Стамбула, а конвой сопровождения приплелся через сутки после нее.
Глава двенадцатая
В ДВУХ ИПОСТАСЯХ
Ровно через месяц после проводов «Крепости» в Турцию, 27 сентября, царь прибыл в Москву со всей своей свитой. На него сразу же свалилось две, а точнее, три заботы.
Еще с 26 июля царя дожидалось в Москве шведское посольство, прибывшее в Россию для подтверждения условий Кардисского договора {107} ,
Перед самым приездом Петра в Москву прибыл и представитель саксонского курфюрста и польского короля Августа II генерал Карлович для заключения военного наступательного союза против Швеции.
Мало этого, в Москве ожидал царя и посланец датского короля некий Гейне, и тоже с целью: привлечь Петра в союзники против ненавистного врага — Швеции.
— Невеста одна, а сватов-то, — шутил невесело Петр, — не знаешь кому руку и сердце отдать.
— Я думаю, Петр Алексеевич, — говорил Головин, — нам надо разделиться.
— Как, Федор Алексеевич?
— Ну, скажем, мы с тобой начнем переговоры с саксонцами, а Возницын пусть водит за нос шведов в Посольском приказе.
— А датчанина кому поручить?
— Датчанина? Гм…
— Знаете, Федор Алексеевич, пожалуй, с Гейнсом я один переговорю. С Августом я хоть и на словах, а уже договаривался, а с Фридрихом об этом и речи не было.
— Только надо все в великой тайне держать.
— Это само собой.
Дабы шведы не пронюхали о переговорах, Гейне был приглашен в Преображенское, где его ждал царь с переводчиком Шафировым {109} . Справившись, как водится, о здоровье «нашего брата короля Фридриха», Петр приступил к переговорам без всяких экивоков, поскольку между Данией и Россией не было никаких противоречий. Зато был общий интерес — Швеция.
— Господин Гейне, можете передать королю, что я готов вступить с ним в союз против Швеции сразу же после заключения мира с Турцией.
И как Гейне ни уламывал царя, маня молниеносной войной и победой над проклятым шведом, Петр стоял на своем: пока нет мира на юге, он не может двинуть армию на север.
— Ну что ж, — вздыхал датчанин, — мой король рвется в бой, и я боюсь, ваше величество, как бы вы не опоздали к разделу пирога.
— Не бойтесь, господин Гейне, пирог еще сыроват. Пусть допечется.
Поручив датчанина заботам Толстого с наказом как можно скорее вежливо выпроводить его из Москвы, дабы он, упаси Бог, не проболтался какому-нибудь шведу о своей миссии, Петр призвал к себе Головина и начальника Посольского приказа Возницына.
— Ну что, Прокофий Богданович, назвал гостей, а нам расхлебывай.
Возницын ответил в тон полушутливому замечанию царя:
— Что делать, государь, гости-то все незваные да прожорливые, разъязви их. Шведы вон с июля хлеба одного возов десять умяли.
— Что так-то?
— Так их ить
— А саксонцев много ли?
— Не. Этих с обслугой человек пятнадцать, не более. Возглавляет их генерал Карлович, и при нем есть некий господин Киндлер. Но как я узнал стороной, под этим именем скрывается некий Паткуль, ливонец.
— Как узнал-то?
— Да подкупил одного из обслуги, он и рассказал.
— И что ж он рассказал?
— Что этот Паткуль имел поместья в Ливонии, но когда шведский король Карл XI провел редукцию {110} , что по-нашему означает отъем земель в казну, этот Паткуль взбунтовался. Его судили, присудили к смерти. Он бежал. Кому ж помирать охота! Явился в Саксонию к Августу, тот произвел его в полковники, и вот он у нас, правой рукой Карловича. Токо, я смекаю, эта «правая рука» всем и заправляет. Вот зачем только фамилию сменил? Не понимаю.
— Что ж тут не понять, — сказал Петр. — Сам же говоришь, палкой кинь в собаку — в шведа попадешь. А шведский-то приговор ему какой?
— Ах да, да… А я и не смекнул. Верно, он же для шведов изменник.
— Решаем так, Прокофий Богданович, ты в Посольском приказе начнешь переговоры со шведами, мы с Федором Алексеевичем здесь, в Преображенском, с саксонцами. Одновременно. Понял?
— Что ж не понять-то, Петр Алексеевич. Токо о чем мне с ними говорить? Они мне за эти месяцы надоели хуже горькой редьки, плешь переели. Теперь ты им надобен. Ты.
— Вот и начни с обсуждения протокола. Вспомни, как нас в Голландии да и в Вене мурыжили с протоколом. С того и начни: царь, мол, готов вас принять хоть завтра, давайте обсудим протокол. И тяни с ними, пока я с саксонцами вожусь.
Пятого октября начались переговоры одновременно со шведами в Посольском приказе и с саксонцами в Преображенском. Поскольку в Преображенском разговор шел о союзе против шведов, Петр счел целесообразным пригласить туда и датского посланника.
— Интерес один, тема одна, пусть присутствует.
Высокие стороны сели за один стол, но по разные стороны его. С одной стороны царь Петр, имея под правой рукой переводчика Шафирова, а слева генерал-адмирала Головина. С другой стороны генерал-майор Карлович и так называемый Киндлер, одетый в расшитый золотой и серебряной нитью кафтан, в волнистом парике, столь надежно прилаженном, словно это были родные его волосы. Белоснежная сорочка по вороту была повязана белым же бантом. Лицо холеное и довольно симпатичное, хотя и несколько женственное.
Хотел Петр для равновесия присовокупить к саксонской стороне и датчанина, но тот неожиданно уперся:
— Я здесь посижу, в сторонке, — пробормотал Гейне.
— Как ему будет угодно, — сказал Петр Меншикову, пытавшемуся затащить датчанина за стол. — Пусть сидит в углу. Оставь его.
Меншиков удалился из комнаты, его дело было следить, чтоб сюда никто не вошел и чтоб была исключена всякая попытка подслушивания происходящего в комнате кем бы то ни было.
Петр был одет в простой шкиперский костюм и, пожалуй, этим резко отличался от всех присутствующих, даже от своего переводчика.