Фельдмаршал должен умереть
Шрифт:
— Я никого не ждал, — проворчал адъютант фюрера, недовольный тем, что кто-то осмелился прервать его любовные игры с «Двухнедельной Генеральшей».
— Увы, гости бывают и незваными. — За спиной Альбины Крайдер стоял мужчина лет пятидесяти, в черном, небрежно обвисающем костюме, необыкновенно высокий и тощий. И с таким же — сверхскорбным лицом агента похоронного бюро.
— Незваных нужно расстреливать прямо на пороге. Однако вас это пока что не касается, поэтому проходите, кто бы вы ни были.
Он ожидал, что вошедший представится, но тот спокойно отстранил вдову, прошёл в комнату Бургдорфа и закрыл за собой дверь перед самым носом Альбины.
— Что, собственно, происходит? — откинулся в кресле генерал, так и не поднявшись навстречу гостю.
— На людях я появляюсь редко, но там, где я всё же появляюсь, обычно уже ничего не происходит.
— Это кому же удалось вас в этом убедить? — язвительно поинтересовался адъютант фюрера.
— Напротив, это я сумел убедить в этом всех остальных.
— Тогда кто вы?
— Важно не то, как меня зовут, а то, откуда я. Как вы уже могли догадаться, из гестапо. По личному приказу… Впрочем, это уже не имеет значения. Я специалист, — пришелец оглянулся на дверь и, слегка приглушив голос, уточнил: — специалист по ампулам.
— Специалист по чему?
— По ампулам. — «Черный человек», как назвал его про себя генерал, полез во внутренний карман пиджака, достал кожаный мешочек, прикреплённый к подкладке золотистой цепочкой, и извлёк из него небольшую, продолговатую, похожую на леденец, ампулку.
— Это для меня? — спазматически сжалось горло генерала.
— Разве не вы генерал Бургдорф?
— Что неоспоримо.
— Адъютант фюрера?
— Что еще более неоспоримо.
— Тогда это вам. Как приказано. Совершенно новый состав. — Черный человек приподнял ампулу на уровень глаз и зажал её между большим и указательным пальцем, словно ювелир бриллиант на сорок каратов. — То есть в основе яда всё тот же веками испытанный цианистый калий, однако с некоторыми примесями, дарящими малиновый привкус.
— Какой-какой привкус?!
— Ну, такой, специфический, как бы малиновый… — неуверенно принялся объяснять гестаповец.
— Почему… малиновый, — пробормотал Бургдорф, — если он должен быть малиново-жасминным?
— Чем вас не устраивает малиновый, господин генерал?! — искренне возмутился специалист по ампулам. — Что за странная привередливость? И потом, яд, как известно, изобретают не для гурманов.
— Не знаю, не знаю. Но сказано было, что основным признаком нового яда является малиново-жасминный привкус.
— Да плевать мне на такие тонкости! Тоже мне придумали: "малиново-жасминный»! Дегустаторы чёртовы! Какая разница? По-моему, вполне деликатный вкус.
— Даже де-ли-кат-ный?
— И мгновенная, почти без мучений, смерть. Плюс весьма проблематичный диагноз при вскрытии. Особенно в провинциальной больнице, где нет соответствующей лаборатории. «Да ведь это же не для тебя, а для Роммеля, — только сейчас пришёл в себя Бургдорф. — Пока что — для Роммеля. Тебе же подсунут первую лопавшуюся, безо всякого там малиново-жасминного привкуса».
— Кстати, вы знаете, для кого именно предназначается эта ваша ампула?
Черный Человек замялся, и впервые на его лице появилось нечто такое, что свидетельствовало о попытке осмыслить происходящее.
— До этой минуты я считал, что для вас, господин генерал.
— Что?! Вы всё же принесли эту ампулу для меня?
— Я так считал. Но теперь понял, что ошибался. Впрочем, у нас в лаборатории не принято интересоваться именем потребителя. Вам как адъютанту фюрера могу сказать только, что приказано изготовить две таких ампулы.
— И кто же этот второй «счастливчик»?
— Я ведь и первого пока что не знаю.
— Вам его лучше не знать.
Брови Чёрного Человека медленно поползли вверх. По движению его губ Бургдорф уловил, что тот порывается произнести имя предполагаемого «потребителя», но так и не решается. Бургдорфу показалось, что гестаповец хотел назвать имя рейхсфюрера СС, однако вымолвить его так и не сумел.
В их разговор вклинился гул авиационных моторов и пальба расположенной неподалеку зенитной батареи. Однако прислушивались к ним генерал и гестаповец без страха и даже без любопытства, слишком уж привычными стали налёты вражеской авиации. Тем более что на сей раз самолёты прошли стороной, обходя этот неплохо прикрытый с земли пригород Берлина.
— Однако вернемся к ампуле, — решил алхимик из гестапо завершить свой инструктаж, как только бомбардировщики стали удаляться. — Раскусывается она легко, с первого раза, а парализует почти мгновенно, — расхваливал он свой замогильный товар. — Оболочка здесь из особого стекла, которое прорывается, точнее, прокусывается, а не рассыпается на мелкие осколки. Такую ампулу легко обнаружить, чтобы удалить, не оставляя никаких следов отравления. С мелкими осколками, как вы понимаете, всё намного сложнее.
— И никаких других ощущений, кроме малинового привкуса? — спросил генерал с любопытством висельника, интересующегося у своего палача надёжностью верёвки.
— Никаких. Кстати, вы правы, один из подопытных самоубийц действительно определил этот привкус как малиново-жасминный. Как я потом выяснил, до войны он был дегустатором французских духов.
— Теперь понятно: возражая против «жасминности» привкуса, вам хотелось уйти от воспоминаний об этом французе, дегустаторе духов?
Гестаповец слегка замялся и, пожав плечами, ответил: