Фельдмаршал должен умереть
Шрифт:
— Тут уже просматриваются постулаты новой идеологии.
— Обновлённой, скажем так. Армии, которые они будут формировать, тоже станут основываться на традициях Спарты, Древнего Рима и самурайского Востока. А воспитание молодёжи будет построено на идеалах и принципах воспитания воинов СС, с поправкой, как я уже сказал, на некоторые идеологические особенности. Именно воин СС станет тем образцом, тем идолом, Которому будет поклоняться всякий настоящий мужчина. Вы способны поверить в такой поворот «шарнира истории», как любит выражаться фюрер?
— Хочется верить, — не без колебания молвил князь. — Иное дело — насколько подобный подход реалистичен. Не исключено, что у каждой нации возникнет или же возродится своя разновидность идола для подражания: у русских — это офицеры Белой гвардии, у югославов — каста четников и усташей, у украинцев — элитные отряды казаков.
— На каком-то этапе — да, могут появиться национальные разновидности, — не стал вступать с полемику с ним Скорцени. — Как переходная ветвь сотворения воина новой формации это вполне допустимо. Круг новой элиты с каждым годом будет расширяться, а физический, интеллектуальный и нравственный отбор кандидатов в элитарии — всё жестче. Уродов, инвалидов от рождения, хилых, а также индивидуумов, склонных, в силу своей наследственности, к воровству и разбою, — будет становиться всё меньше. Жидобольшевиков и жидомасонов, цыган и просто людей, заражённых бациллой марксизма, постепенно истребим, да они и сами вымрут.
— Может, попытаемся переубедить, перевоспитать и приобщить, дабы не шокировать человечество своей жестокостью? Тем более что цыгане как-никак принадлежат к расе арийцев.
— Вот и следует отобрать из этой духовно и нравственно деградировавшей нации тех представителей, которые способны формировать новое, гордое и духовно совершенное поколение. Главное, чтобы народы поняли, что миру действительно нужен сверхчеловек, что в космос должна выходить сверхраса. И никаких псалмопений по этому поводу, князь Курбатов, никаких псалмопений! Когда мы говорим, что «человек — всего лишь мост между обезьяной и сверхчеловеком», то это не броские слова и не заунывная пропаганда, а зов, боевой клич времени. Поэтому запомните этот день, князь; запомните эти лица. Сегодня вы видели людей, которые способны готовить элиту будущего столетия.
16
Сразу же после завтрака Шмидта вызвали в штаб школы, к телефону.
— На проводе Берлин, — с нескрываемым осуждением объяснил гауптман, указывая на аппарат, как на влетевшую в окоп гранату, и давая понять, что само присутствие в школе этого явно опального оберштурмбаннфюрера становится для него крайне тягостным. — Теперь начнётся: проверки, объяснения, штабные инспекции…
— Чем вы, гауптман, недовольны? — мрачновато улыбнулся барон. — Наконец-то о вашей школе узнают в Берлине, в вермахте. Вас, правда, разжалуют за неспособность наладить её охрану, но стоит ли расстраиваться по таким пустякам?
Взгляд, которым Сольнис одарил его, был убийственным по силе своего презрения. Здесь грехов и проблем и без блудного барона фон Шмидта всегда хватало, словно говорил он, а тут еще и его черти принесли, да к тому же это ночное нападение!
— Как вы чувствуете себя, Шмидт? — голос Отто Скорцени, возникший в трубке вслед за голосом его адъютанта Родля, оберштурмбаннфюрер сумел бы различить среди всеобщего поднебесного хора всех живых и умерших на этой Земле. С некоторых пор этот голос порождал в нем одновременно и страх, и надежду.
— Как в склепе.
— То есть совершенно умиротворенным и спокойным за своё будущее? — откровенно поиздевался над ним «первый диверсант рейха».
— До могильного спокойствия умиротворённым, господин Скорцени. Так будет точнее. Если, конечно, забыть об одном мелком инциденте: этой ночью чьи-то люди изрешетили автоматными очередями окно и стены моего номера. Вы не знаете, чьи это штурмовики?
— Неужели добрались и до унтер-офицерской артиллерийской школы, дьявол меня расстреляй?! — по тому, что сообщение его не вызвало у Скорцени ни особого удивления, ни тени замешательства, Шмидт понял, что о нападении обер-диверсант рейха уже основательно информирован.
— Как видите.
— Они что там — устроили на вас настоящую охоту?
— Кто «они», штурмбаннфюрер? Кто эти «они»? Я уже не впервые слышу: «Они убили офицера из Африканского корпуса Роммеля». «Они устроили автомобильную катастрофу одному из штабных офицеров Африканского экспедиционного корпуса фельдмаршала Роммеля». «Они напали», «Они обстреляли». Но еще никто ни разу не объяснил мне просто и внятно, кто именно имеется в виду, кто организовывает эти нападения, аварии, катастрофы?
— У вас странное влечение к именам, адресам и особым приметам, Шмидт.
— Да все это — окопное дерь-рьмо! Просто я хочу, наконец, знать, какая сила…
— Оставьте эти заботы профессионалам, не желал выслушивать его Скорцени. — Единственное, что я могу сообщить: отныне служба безопасности СС берет вас под свою непосредственную опеку.
— А до сегодняшнего дня я был под чьей опекой, разве не вашей СД?
— Вы, как всегда, невнимательны, оберштурмбаннфюрер. Я ведь сказал: «Под непосредственную опеку».
— И что из этого следует?
— Что завтра же к вам прибудет один из опытнейших диверсантов — физически выносливый, храбрый и совершенно не склонный к предательству. Благодаря его появлению жизнь покажется вам не только более безопасной, но и куда более романтичной.
— Больше всего меня радует этот его романтизм. Хотя на сей счёт у меня есть собственные взгляды.
— Так поделитесь же, барон, дьявол меня расстреляй!
— Просто все ваши диверсанты, штурмбаннфюрер, — всего лишь окопное дерь-рьмо, — уже безо всякой злости проворчал Шмидт. Однако Скорцени, прекрасно знавший буйный характер и нелицеприятные привычки барона, отнесся к этому со стоическим равнодушием. — У вас и в самом деле целый полк этих тренированных, обстрелянных проходимцев, а меня обстреливают в моем номере, на хорошо, как меня убеждали, охраняемой учебной базе, расположенной к тому же на территории унтер-офицерской артиллерийской школы.
— В учебном центре школы, — безучастно уточнил «первый диверсант рейха».
— Это не учебный центр, это окопное дерь-рьмо!
— Вот в этом я с вами согласен. Кстати, не забудьте уведомить об этом директора школы гауптмана Сольниса.
— Он всё еще находится рядом, и я могу лишь повторить, впрочем…
— А кого он присылает сюда? — вполголоса поинтересовался гауптман, вторгаясь в их беседу.
— Да, действительно, кто конкретно из ваших людей, господин Скорцени, прибывает сюда? Что-то я не расслышат его имени.