Фельдмаршал Румянцев
Шрифт:
– Вы видите, как рано наступила теперешняя весна. Нет никаких известий о приготовлениях неприятеля к полевым действиям. Но я посчитал необходимым отдать некоторые распоряжения генералу Потемкину, который командует войсками, находящимися ближе всех к неприятелю. И чтобы предупредить неприятельские покушения на наш берег, я приказал ему избрать для своего корпуса удобнейшее место. Потемкину, как только он выступит с зимних квартир, предстоит так расположить свой корпус, чтобы отделенные от него посты могли вести самостоятельные действия против неприятеля и быть всегда связанными между собою… – На секунду Румянцев умолк.
– Но мы так и не знаем, что происходит на том берегу, – воспользовался паузой Симолин.
– Каждому начальнику приказано посылать шпионов в расположение неприятельских войск. Используем любые средства, чтобы узнавать о положении неприятеля. Меня снабжает сведениями полковник Борзов, комендант Браилова, – он часто посылал разъезды на тот берег. Две недели назад сообщил через капитана Дарабана, что неприятель попытался переправиться на наш берег против Каралаша. Турки, может быть, надеялись, что мы потеряли осторожность, и вздумали нанести удар. Но просчитались и были отброшены нашими пикетами. Так что готовимся к новой кампании, хотя и говорим о перемирии.
– Нам во время переговоров нужно точно знать, что мы не опасаемся военных столкновений, как бы они нам ни угрожали.
– А вы и не опасайтесь. Все три предыдущие кампании мы их били и бить будем, если они откажутся от наших условий заключения мира. – И столько было уверенности и силы в словах Румянцева, что Симолин, обычно осторожный и терпеливый, обрадованно вскочил со своего места и крепко пожал руку фельдмаршалу.
– Ваше сиятельство! Как мне повезло, что вы здесь командуете армией! Теперь мы своего добьемся, где бы ни собрались: в Бухаресте, Журже, Измаиле, Фокшанах…
– Я то же самое могу сказать и про вас. Я уж писал Никите Ивановичу Панину, что нуждаюсь в помощнике на дипломатическом поприще. Я человек военный, канцелярские дела превосходят собственные мои ресурсы, и без вас, Иван Матвеевич, в подобных изворотах я довольно надсадил бы свою и без того слабую уже голову…
– Ну уж, ваше сиятельство, не прибедняйтесь, вы все правильно делали. А с формулярами разбираться предоставьте действительно мне, за десятки лет я научился составлять всяческие бумаги, как положено, со всеми изворотами, как вы изволите выражаться. У нас действительно есть время, чтобы тщательно подготовиться к переговорам о перемирии. Да и Никита Иванович не оставит вас без своих наставлений.
– Пока прибудут эти наставления, я не могу уже сейчас согласиться с желанием Порты произвесть с нами перемирие под гарантией цесарского и прусского министров в Константинополе. Мне это не по душе. Почему третьи страны вмешиваются в наши отношения? Как трактовать сие, Иван Матвеевич? Мы ж отказались от их посредничества, а они опять нам навязывают свою волю.
– Раньше посредничество было весьма распространено.
– Ну, то было раньше, а теперь, когда Турция разваливается на глазах, мы можем обойтись и без посредников.
Давно волновали эти мысли Румянцева, и так захотелось высказать их знающему человеку, к которому почувствовал доверенность.
– Нет, ваше сиятельство, Порта еще не скоро развалится, как вы выразились, она еще сильна. И сколько лет она еще будет нас терзать своими неутолимыми притязаниями… Хоть Крым бы нам отвоевать пока! – И столько надежды послышалось в голосе Симолина, что фельдмаршал еще больше проникся симпатией к этому невзрачному дипломату, сыну шведского проповедника в Ревеле, столь много уже сделавшему для упрочения авторитета России при европейских дворах.
– Неужто только за Крым будем биться? А Молдавия и Валахия? – И неподдельная горечь послышалась в голосе бесстрашного фельдмаршала. – Столько русской крови пролито за то, чтобы освободить наших братьев по Христовой вере от османского ига!
– Австрия только тогда и согласилась на мирные переговоры, если мы пойдем на уступку завоеванных княжеств. Лишь 1 февраля прибыл из Вены в Петербург курьер с письмом нашего полномочного министра там князя Голицына. В оном подробно передан его разговор с князем Кауницем. И как только Кауниц уведомился о согласии ее императорского величества на возвращение Молдавии и Валахии, он тут же с удовольствием повелел своему министру в Константинополе объединиться с прусским министром и склонять Порту к скорому отправлению полномочных на конгресс для заключения перемирия. Так вот обстоят дела… К тому же о татарах венский двор предпочитает с Портой пока не изъясняться. Лучше, говорят в Вене, трактовать о том на конгрессе.
– Это опять какой-нибудь изворот. В Петербурге не сомневаются, что между Австрией и Турцией заключен секретный трактат о взаимной помощи, уж больно венский двор склоняется за Турцию… – Румянцев помрачнел. Не любил он дипломатические хитрости.
– Турки, говорят, дали много золота за эту помощь, а мы пообещали Австрии долю польских земель при разделе ее по секретному договору с прусским королем… Вот венцы и склонились в нашу сторону.
Румянцев хорошо понимал, что приехавший только что Симолин получил в Петербурге подробную инструкцию о соглашении с уполномоченными Константинополя о перемирии… Так что кому же знать о положении в мире, как не статскому советнику, давнему приятелю Панина, наделившего его всяческими полномочиями. Но он также отчетливо сознавал, что миру скорому не быть.
– Почему-то думается мне, что нам надо готовиться к новой кампании. Столько запутанного открывается накануне переговоров, что не скоро разберешься во всем этом. Пора всерьез готовить войска к новым битвам, тем более столько прорех, что не залатаешь многие месяцы.
– Граф Орлов не раз на императорском совете поднимал вопрос об экспедиции на Константинополь в сем году. И все решили, ваше сиятельство, что вам надлежит распоряжаться ею.
Симолин надеялся порадовать фельдмаршала оказанным ему доверием, но получилось совсем наоборот: Румянцев вскочил и зашагал широкими шагами по приемной дворца. И, лишь немного отойдя от ярости, которая клокотала в нем, почти мирно сказал:
– Как все-таки легко и просто воевать, находясь за тысячи верст от полей сражений! Это ж надо – сказать, что экспедиция может состояться уже в этом году! Да что они там, не читают, что ли, моих реляций? Разве они не знают, что армия намного уменьшилась по сравнению с прошлым годом? Сколько убитых, больных, пополнения почти нет…
Румянцев снова подошел к столу, порылся в бумагах, но ясно было, что он не может так скоро найти то, что пытался найти.
– Мне довелось узнать кое-что о заседании этого совета, ваше сиятельство, – тихо заговорил Симолин. – Так вот, в присутствии ее императорского величества граф Чернышев, отвечая на ее вопросы, заверил, что действия войск вполне обеспечены пополнением. Рекрутов собрано двадцать тысяч с небольшим. Были, конечно, затруднения в том, но можно, по его словам, укомплектовать армию к июню. В этом же месяце он и предлагает послать экспедицию в Константинополь, дабы можно было к тому приготовиться…