Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском
Шрифт:
В конце февраля меня повезут в Слободское на освидетельствование, проверить — годен ли я к военной службе. Но служить предстоит после ссылки. Пока написал жалобу в Сенат с требованием разъяснить мне законы...»
Сестре Феликс писал несколько иные письма — старался ее успокоить, создать впечатление, что живется ему лучше, чем оно было на самом деле.
«Два твоих письма я получил. Спасибо за присылку через губернатора 50 рублей, только не стоило этого делать. Теперь мои письма находятся под контролем, потому я не отвечал и писать буду очень редко. Несколько дней назад я вернулся из уездного города, куда был вызван
За дверью, в хозяйской половине, послышались тяжелые шаги, шушуканье. Феликс приоткрыл дверь. Перед ним стоял сосед Лузяниных Гавриил Чесноков, чернобородый мужик с озорными цыганскими глазами. Феликс хорошо знал его — Гавриил частенько заглядывал к ним вечерами о том о сем потолковать. Был он человек разбитной, за словом в карман не лез, но на этот раз выглядел робким, нерешительно переминаясь, мял в руках шапку.
— Ну что, Гавриил Григорьевич, зачем пожаловал?
— К вашей милости, барин...
— Какой же я тебе барин, — усмехнулся Феликс. — Ссыльный бунтовщик, а ты меня — барин... Ну, заходи!
— Все равно не чета нам, мужикам необразованным. Имя у тебя больно мудреное, сразу не запомнишь, вот и зовем — барин. Извини, если не так...
Феликс усадил гостя на табурет, сам сел на койку.
— Ну, какие же у тебя дела? Рассказывай.
— Выручи ты меня, барин, Христа ради. Век буду помнить.
— Чем?
— Не разживусь ли я у тебя деньжонками? Вот так приспичило! — Чесноков провел ребром ладони по шее.
— И много ли надо?
— Да ведь как сказать, по-нашему — много, когда их вовсе нет: два рубля девяносто. Не хватает недоимку заплатить... Волостной пригрозил коровенку со двора увести. Приходил описывать, три дня сроку дал. А что без коровы делать? С голоду помирай.
— Ну, это капитал небольшой... Денег у меня, признаться, тоже не густо, но помогу.
Феликс выгреб из кармана все, что у него было. Деньги, полученные от сестры, были не в счет, предназначались для другого дела.
— Держи! Разбогатеешь — отдашь!
— Отдам, отдам, ты не сомневайся!.. Пойду в лес угли жечь, заработаю и отдам... Выручил ты меня, барин!..
С наступлением теплых дней Феликс оставался редко дома, предпочитая сидеть с удочкой у реки или бродить по лесам с ружьем. Порой он даже не приходил домой
Делал он это с умыслом — приучал урядника к длительному своему отсутствию. Все отчетливее становилось решение: бежать. Бежать из ссылки, которая осточертела, стала нестерпимой мукой... Якшин от такой мысли отказался: бежать — дело гиблое. Но Феликсу обещал помочь — разузнать про дорогу, наметить маршрут, выведать, в какое время лета удобнее плыть вниз по Каме. Пешему отсюда не уйти.
Приняв решение, Феликс успокоился, стал сдержаннее, ровнее. Это отметил и урядник. Он сообщил в уезд, что поднадзорный Дзержинский ведет себя теперь вполне пристойно.
Когда в Кай приехал пристав Шевелев с тайным заданием «расследовать адвокатскую работу ссыльного Дзержинского», урядник не то чтобы вступился за Феликса, но заверил, что адвокатской практикой ссыльный не занимается, а если и пишет кому заявления в суд, в волостное правление, то только тем, которые приходят к нему сами по своей неграмотности.
Но вопреки очевидности генерал губернатор распорядился отдать под суд Дзержинского, «как уличенного в занятиях адвокатурой, ему не разрешенной».
Распоряжение губернатора пришло к слободскому уездному исправнику. Против Дзержинского завели новое дело, начали вызывать на допросы. Все это ускорило задуманный побег.
Урядник в конце концов махнул рукой на дальние отлучки ссыльного, просто помешанного на рыбалке и охоте, и Феликс уходил порой верст за сорок к глухому, заросшему камышами Адову озеру, прозванному так за мрачные болотистые берега и темную, как деготь, воду.
Иногда Феликс брал у хозяев лодку и уплывал вверх по Каме или спускался по реке вниз. Возвращался в Кай только через несколько дней. Оставалось добыть лодку. Помог счастливый случай.
Гавриил Чесноков давно звал Феликса наведаться к нему на речку Порышь, где он всю неделю выжигал угли, только по воскресеньям возвращаясь в Кай за харчами. Конец был неблизкий, разве чуть покороче, чем до Адова озера.
Отправились на Порышь вместе. Как бы между прочим Феликс все выспрашивал Чеснокова — бывал ли тот в низовьях Камы, нет ли там заторов, сильное ли течение, какие речки туда впадают.
Потом зашел разговор о лодках: без лодки рыбак не рыбак. Взять хотя бы Порышь: пеший и к берегу не подойдет, завязнет. Тут Гавриил Григорьевич и рассказал, что видел в камышах брошенный ботничек, не так, конечно, чтобы уж очень хороший, но если подлатать да просмолить — плыви на нем хоть до самой Перми!
Ботничек подтащили к шалашу, осмотрели. Гавриил Григорьевич обещал его починить, вытесать весло. Феликс спросил о цене, но Чесноков обиделся:
— Об этом больше не вспоминай, барин. Негоже так! У нас за добро добром платят...
Задерживаться на Порыши Феликс не стал: боялся насторожить урядника. На другой день был дома. Теперь надо было позаботиться о провизии.
Продовольствием его обычно снабжала хозяйка, Прасковья Никитична. К ней Феликс и обратился.
Но в отличие от обычного, захотел тут же с ней рассчитаться, накинул даже за туесок из березовой коры, в который хозяйка сложила продукты.