Фемида его любви — 2
Шрифт:
— Я не хочу такие отношения, меня это не устраивает, — возразила я.
— У тебя кто-то есть? — интонация в голосе ничуть не изменилась, потому что ответ он знал наперед.
— Что?
— У тебя есть кто-то?
— Нет, причем тут это?
— Тогда не вижу никаких проблем, — самообладанию человека, который не так давно был готов меня размазать тонким слоем по салону авто, можно было позавидовать. В отличие от меня, у которой сдавали нервы, он был слишком спокоен.
— Я вижу проблему. Большую. Я хочу нормальные отношения, а не вот это все! — воскликнула с досадой, не зная, куда деть возмущение, готовое подбрасывать мое тело до белого кожаного потолка.
— Нормальных отношений со мной у тебя никогда не будет. Запомни это и не питай иллюзий. Я еще тогда сказал, что нам лучше врозь и я не передумаю. Временно поиграем в пару, — каждое слово — пулей в тело навылет. Каждая пауза между ними — перезаряд для нового выстрела. Он не бил словами наотмашь, он намеренно убивал.
— Временно поиграем в пару… — отозвалась эхом, ощущая металлический привкус от прокусанной губы. — Давай это временно закончится прямо сейчас, а? Скажи ему, что мы сегодня поругались после моей выходки и расстались. А уже завтра я уеду из города и меня никто не найдет.
— Никто не найдет, потому что уже завтра твой очаровательный трупик будет кормить рыбок. В лучшем случае. В худшем, а это самый реалистичный вариант, ты станешь идеальным рычагом давления на меня. Уже им стала. Ты думаешь, я так часто кого-то называю своей женщиной? Нет. Только идиот таким шансом не воспользуется, а Салим далеко не он.
— Но я не хочу с тобой жить, — на таких условиях не хочу. Мне нужен ты. Ты. Целиком, весь, без остатка. Теплый, как июньские лучи солнца, нежный, как массажное масло, скользящее по телу. Любящий, как настоящий мужчина, моя любовь к которому была на грани патологии.
— Ты носишь моего ребенка и мне плевать, что хочешь ты. Без меня ты не выживешь, Шурочка. Поэтому кончай вести демагогию. Иди, собирай вещи. Или ты это сделаешь добровольно или принудительно. Выбора после сегодняшней эскапады ты себе не оставила.
— О как мы заговорили, — у меня чуть челюсть на пол не упала от его наглости, бездушности и речей про ребенка. — Ты вспомнил, что я ношу твоего ребенка? А не ты ли месяцем раннее пытался меня отправить на аборт? Тогда тебе было плевать где я, как, и ты не хотел этого ребенка. А теперь вдруг такие речи. Нет, Вестник. Уходя уходи. Я тебе не нужна, поэтому участвовать в маскараде не буду.
— Пытался, — он кивнул. — Да, у меня были такие планы. Но позволил тебе уехать. Или думаешь я облажался, не пытаясь тебя искать? Нет… У меня было время подумать и, знаешь, моя вина в произошедшем тоже есть. Стоило не терять голову, веря тебе на слово, а пользоваться резиной. Только поэтому я не стал тебя преследовать, дав возможность построить новую жизнь. Я бы потом нашел вас, но тогда вам нужно было уехать. Думал, ты умнее. Я не хочу, чтобы мой ребенок пострадал от тупости его матери.
Я стыдливо рассматривала свои руки, сложенные на коленях. Он отчитывал меня, как маленькую девочку, хотя, как еще со мной разговаривать после произошедшего? Я виновата. Виновата перед Алексом, перед ребенком. Перед вторым больше всего, потому что подвергла его жизнь риску. Чем я думала, когда подслушивала? Что все обойдется и пронесет? Убедилась же, что в последнее время мне ни хрена не везло и с каждым днем я все глубже вязла в чане неудачников, но все равно пошла на амбразуру, желая увидеть Вестника.
Я соглашусь. Мне придется принять условия Алекса, чтобы выжить. Придется играть по его правилам, превозмогая боль, потому что нет страшнее пытки, чем смотреть, как тот, кто превознес до небес, теперь считал тебя пустым местом. Сколько будет продолжаться этот ад? Месяц? Два? Полгода? Сколько мне придется расплачиваться за свою оплошность? И выдержу ли в конечном итоге?
— Сколько мне придется жить с тобой? — тихо прошелестела, повернув голову и залюбовалась его профилем. Какой же он все-таки красивый… Густые чернющие, как глухая ночь, ресницы, которым бы позавидовали девчонки, безупречный изгиб жестких губ. Для мужчины они непозволительно красивы, такие только обводить кистью на холсте. Высокие скулы с небрежной щетиной, которой не касаться — вариться в котле своих неисполненных желаний. Он идеален, как самый главный кошмар в моей жизни — мой Белиал, лекарства от которого еще не придумали.
— Не знаю. Планирую уладить все вопросы, как можно быстрее. Постараюсь до родов переправить тебя отсюда.
— Это все из-за Волкова?
— Не лезь, — предупреждающе рыкнул, показывая мое место, но меня уже понесло:
— Ты на него пошел? Он же уничтожит тебя. Леш… Не нужно с ним связываться, я боюсь, что с тобой что-то случится, я же этого не переживу, — Я читала про Волкова. Много читала еще когда сестра про него рассказала. Того сама смерть породила, он сжирал всех, кто вставал у него на пути. Против Назара нет приема, он недосягаем и гораздо опаснее Вестника. А я не хотела, чтобы отец моего ребёнка погиб. Алекс должен был жить. Видеть нашего сына, играть с ним, воспитывать. Или хотя бы просто жить.
Поддавшись порыву, бросилась к нему на шею. Захлебываясь родным запахом, взмолилась:
— Пожалуйста, я не смогу без тебя. Я не переживу, если с тобой что-то случится. Пожалуйста…
Сдалась. А говорила, первой больше не признаюсь. Слабачка.
— Тс… — он положил подбородок мне на плечо, прижимая к себе и погладил по спине. — Вот поэтому нам лучше врозь. Чтобы пережила. Я не дам тебе того, что ты заслуживаешь. Потерпишь меня немного, все утрясется, потом уедешь. Будешь далеко, рисовать свои картины, растить нашего сына и наслаждаться жизнью. Уверен, ты воспитаешь хорошего пацана. Я в тебе не сомневаюсь.
— Писать, — поправила, выгоняя из рассудка истерику после его слов. — Картины пишут.
Промолчал. Наверное, улыбнулся. Или думал, что сказать, потому что спустя несколько минут добавил:
— О финансовой стороне можешь не беспокоиться. Я позабочусь, чтобы вы ни в чем не нуждались.
— Да не нужны мне твои деньги, Леш. Мне ты нужен, а ребенку отец. Неужели ты не хочешь воспитывать своего ребенка? Мы могли бы просто вместе уехать, сменить имя, свалить за границу и жить там. Леш, — отстранилась от него, чтобы глаза в глаза смотреть. — Леш, ты же можешь уехать со мной. Или ты не хочешь?
Он отвернулся, стиснул губы. Потянулся за пачкой сигарет, но затем отшвырнул ее обратно на консоль и откинулся на спинку кресла, уставившись в потолок. Минута. Вторая. Затем на губах проявилась безумная улыбка, которой бы больше пошло сравнение с оскалом.
Я ждала, когда он решится ответить.
— Я не хочу уезжать, — наконец сообщил, облизнув губы и повернулся ко мне. В сапфировых глазах появилась насмешка. — Мне нравится эта жизнь. В мои планы не входит семейный уют, любовь до гроба и все то, что ты сейчас выдумала в своей маленькой головушке. Все, что ты можешь от меня получить сейчас — покровительство, а затем финансовую помощь за то, что родишь мне ребенка.