Фемистокл
Шрифт:
– Если мы атакуем немедленно, то сумеем разбить головной отряд персидских кораблей ещё до наступления полной темноты.
– Даже если нам удастся разбить персов до наступления ночи, это не спасёт наш флот от другого более опасного врага - надвигающегося шторма, - заметил Фемистокл.
– Об этом явственно говорит сменившийся ветер.
Афинянина поддержал один из эвбейских военачальников.
– В этих краях всегда так: если задул Борей [116] , значит, жди шторма!
[116] Борей–
Еврибиад может и продолжал бы настаивать на своём, если бы его верные сторонники Адимант и Поликрит не согласились с Фемистоклом. Оба заявили, что надвигающаяся непогода наверняка принесёт сильнейший ураган, поэтому эллинскому флоту лучше вообще уйти от мыса Артемисий, пока не поздно.
– У Артемисия нет укромных бухт, а береговая полоса сплошь покрыта скалами, - молвил Адимант.
– Ураган разобьёт наши корабли об эти скалы.
– Надо уходить отсюда, - согласился Поликрит.
– Борей шутить не любит!
– Уходить?
– Еврибиад слегка растерялся.
– Но куда?
– За мыс Кеней, - без раздумий ответил Поликрит, - а ещё лучше к Еврипу. Там-то нашему флоту никакие ветры не страшны.
Еврипом назывался пролив между Аттикой и Эвбеей. Вернее, самая узкая его часть возле города Халкиды, что на эвбейском берегу.
Адимант без колебаний согласился с Поликритом. Поддержал его и Фемистокл.
Еврибиад скрепя сердце отдал приказ: флоту сниматься с якоря и спешно двигаться на вёслах на запад, чтобы к полуночи успеть обогнуть мыс Кеней.
Впереди должны были плыть триеры из Халкиды, кормчие на которых прекрасно знали здешние воды и даже в темноте могли отыскать безопасный путь.
Едва эллинский флот укрылся в заливе с южной стороны мыса Кеней, как ночное небо засверкало сполохами надвигающейся грозы. По лесистым вершинам гор пронёсся ураган, ломая деревья. Затем хлынул ливень. По морю к северу от мыса Кеней катились огромные валы и с рёвом обрушивались на берег.
В проливе между Аттикой и Эвбеей волнение было не сильное, поскольку длинный гористый мыс Кеней принял на себя порывы северного ветра. В заливе, где стоял эллинский флот, море и вовсе было спокойно.
Фемистокл, посмеиваясь, говорил Адиманту и Поликриту:
– Это я призвал на помощь Борея, принеся ему жертву. Он давний и неизменный союзник афинян, ведь его супругой была аттическая женщина Орифия. Недаром Борея называют зятем афинян.
Буря бушевала три дня.
Когда наступило затишье, эллинский флот метнулся к мысу Артемисий.
Греческие сигнальщики на Скиафе подавали спотовые знаки при помощи начищенных до блеска бронзовых щитов. Они извещали эллинов у Артём и сия о том, что множество персидских кораблей рас по ложились вдоль фессалийского берега от мыса Сепиада до города Касфанея. Часть кораблей вытащена пи берег, часть стоит на якоре в шахматном порядке носами к морю. Вражеские корабли продолжают прибывать небольшими отрядами.
– Ничего не понимаю!
– недоумевал Адимант.
– Как могло у персов уцелеть так много кораблей после столь сильного урагана! Ведь на побережье Магнесии нет укромных стоянок даже для маленького флота. А наши сигнальщики на Скиафе насчитали около шестисот судов!
– Значит, большая часть персидского флота пережидала непогоду в Фермейском заливе, - сделал предположение Фемистокл.
– Иного объяснения я просто не нахожу.
Фермейский залив у берегов Македонии был местом сбора всего флота Ксеркса перед решающим броском к берегам Эллады.
Правота Фемистокла вскоре подтвердилась самым неожиданным образом.
Случилось так, что пятнадцать персидских кораблей вышли к Скиафу значительно позже прочих. Свет заходящего солнца мешал азиатам смотреть на запад. Они не увидели стоянок своего флота, скрытых за мысом Сепиада, зато отлично разглядели греческие корабли, озарённые лучами низкого солнца на юго-западе. Варвары приняли их за своих и повернули триеры к мысу Артемисий. Когда командиры персидских триер осознали свою ошибку, было уже поздно. Эллинские корабли взяли неприятелей в плотное кольцо и принудили сдаться в плен.
Начальником варварских кораблей был Сандок, сын Фамасия, правитель Кимы в Эолиде [117] . При Дарии Сандок был одним из царских судей, при Ксерксе стал начальником флота.
На одном из кораблей оказался Аридолис, тиран города Алабанды в Карии [118] , на другом - Пенфил, сын Демоноя, полководец пафосцев. Он был начальником двенадцати кораблей, выставленных кипрским городом Пафосом. Одиннадцать из них Пенфил потерял во время бури у мыса Сепиада, приплыв с последним уцелевшим кораблём к Артемисию.
[117] Эолида– приморская область на западном побережье Малой Азии, была населена греками-эолийцами.
[118] Кария– приморская страна на западном побережье Малой Азии, южнее Ионии. Карийцы - доиндоевропейское племя, не родственное грекам.
От знатных пленников греческие навархи узнали, что во время той бури у персов погибло около четырёхсот кораблей. Весь берег у мыса Сепиады усеян обломками судов. Такая же картина наблюдалась севернее Сепиады на побережье Пелиона. Местные жители собрали множество золотых и серебряных предметов, выброшенных волнами на берег, некоторые находили целые ящики с монетами.
Выведав у пленников все, что нужно, Еврибиад их отослал в Коринф.
С рассветом следующего дня эллины готовились к сражению, но персидские навархи почему-то медлили с нападением, несмотря на своё полное превосходство по числу кораблей. Несколько раз лёгкие дозорные суда варваров подплывали к стоянке греческого флота, держась на безопасном расстоянии.
Неожиданно к Еврибиаду привели перебежчика, который переплыл Эвбейский пролив, сбежав от персов.
– Я знаю тебя, - приглядевшись к перебежчику, сказал Еврибиад.
– Ты - Скиллий. Родина твоя - Сикион. О тебе говорят, что ты лучший пловец из всех эллинов. Что тебе нужно?
– Я хочу сражаться с персами, - ответил Скиллий.
– Я был у своих друзей в Фессалии, когда туда пришли персы. Мне пришлось прикинуться их другом, чтобы без помех добраться до Эвбейского пролива. И вот я здесь.