Феникс и ковер
Шрифт:
В тех местах, которых коснулись его перья, загорелись искорки, над ними стали куриться тоненькие дымки. Потом искорки стали разгораться всё больше и больше.
Люди закричали: «Пожар!», «Пожар!» За навес опустился.
– Великолепно, не правда ли? – самодовольно сказал вернувшийся в ложу Феникс, – небывалых размеров алтарь! Не правда ли, как прекрасен запах благовоний!
Какие уж там благовония! Разносился по всему театру только удушливый дым от горящего шёлка и обуглившейся позолоты.
– Что ты наделал! – закричала на него Джейн. – Пошли отсюда скорее!
– Папа
– Но он же не велел нам оставаться здесь жареными! – Сирил открыл было дверь ложи, но в неё пахнуло раскалённым воздухом и дымом.
– Никогда бы мне не видеть этого Феникса! – возопила Джейн.
Даже в такой критический момент Роберт оглянулся, не слышит ли её Феникс. И сейчас он не хотел, чтобы они оказались неблагодарными. Но Феникс исчез.
– Я думаю, нам не надо бояться, – сказал Роберт. – Феникс ещё ни разу нас не подвёл. Он что-нибудь придумает. Давайте подождём здесь, как папа просил. Я верю в Феникса!
– Феникс благодарит тебя, о Роберт, – послышался золотой голосок откуда-то снизу. У их ног был Феникс и лежал волшебный ковёр.
– Быстрее, – сказал он. – Вставайте на те места, где остался волшебный ворс.
Но Феникс был так разгорячён, что весь пылал и нечаянно поджёг те места, которые ребята утром накеросинили. Как они ни старались, им не удавалось погасить огонь. Пришлось ждать, пока все эти места сами выгорят. Осталось только то, что было истинным древним волшебным ковром. А там, где были раньше штопки и заплатки, зияли дыры.
– Ну, давайте, – сказал Феникс. – Я уже немного остыл.
Все взобрались на то, что осталось от ковра. Места было мало. Джейн пришлось усесться Антее на колени.
– Домой! – сказал Сирил, и тут же они почувствовали лёгкий сквознячок, которым тянуло из-под двери детской.
Все четверо с облегчением вздохнули. И тут же заговорили все разом, обсуждая выпавшее на их долю удивительное приключение.
Первой опомнилась Антея. Она страшно побледнела.
– А папа и мама! – закричала она. – Ой, какой ужас! Они же думают, что мы превратились в угольки! Собирайтесь! Пошли их искать!
– Мы только разминёмся с ними, – возразил Сирил.
– Ну, тогда иди ты один, – сказала Антея. – Или пойду я. Только сначала умойся. А то мама решит, что ты и вправду превратился в уголёк. Ох, хоть нам бы никогда не знать этого Феникса!
– Замолчи, – цыкнул на неё Роберт. – Без толку ругать ни в чём не повинную птицу. У него натура такая, и он ничего с этим не может поделать. Пожалуй, я… тоже умоюсь…
Кстати, с тех пор как они ступили на ковёр, Феникса никто не видел. И никто не дал себе труд заметить, что он исчез.
Сирил уже натягивал на себя пальто, чтобы отправиться на поиски родителей, хоть это и обозначало бы искать иголку в стогу сена. Но тут послышалось, как папин ключ ворочается в замке. Все кинулись в холл.
– Вы живы? – кричала мама. – Вы все живы? – Она опустилась на колени прямо на линолеум в холле и пыталась поцеловать сразу четверых влажных от умывания ребятишек.
– А как вы догадались, что мы дома? – спросил Сирил
– Всё было довольно странно, – сказал папа. – Мы услышали, что Гаррик горит, и, ясное дело, тут же бросились туда. Нас не пустили внутрь, но пожарный сказал, что в театре ни души не осталось. И вдруг я услышал голос, который говорил мне прямо на ухо: «Сирил, Роберт, Антея и Джейн», и кто-то прикоснулся к моему плечу. Это был какой-то огромный жёлтый голубь. Он отлетел от меня на какое-то расстояние, а потом я услышал другим ухом: «Они дома, они невредимы». И пусть меня повесят, если это говорил не тот самый жёлтый голубь. И мама сказала…
– Я сказала, что это всё проговорила птица. Это вовсе не был голубь. На самом деле это был оранжевый какаду. Он ведь сказал правду – вы целы и невредимы!
Глаза у мамы наполнились слезами, и папа сказал, что самое лучшее для неё – это лечь в постель. И все тоже отправились спать.
Роберт ночью имел беседу с Фениксом. Он сказал ему, что он думает по поводу устроенного пожара.
– Да ладно, – сказал Феникс. – Не расстраивайся. Ты что, не знал, что огонь мне подчиняется? И оставь печаль. Я, как мои жрецы с Ломбард-стрит, умею восстанавливать здания из пепла. Будь добр, открой окно. – И он вылетел наружу.
На следующий день в газетах писали, что, против ожидания, огонь не разрушил здание театра. А на самом деле ничего в театре и не сгорело, потому что Феникс трудился всю ночь, приводя здание театра в порядок. Большая часть служащих, а также некоторые актёры пришли к выводу, что они на какое-то время попросту сошли с ума.
Глава двенадцатая
Конец конца
– Яйцо, тосты, чай, молоко, чашка с блюдечком, чайная ложечка, ножик, масло. Ну, кажется, всё, – приговаривала Антея, собирая на поднос завтрак для мамы.
Она потихонечку, чтобы не споткнуться, поднялась к маме в спальню и поставила поднос на стул. Потом бесшумно раздвинула занавески на окне.
– Тебе лучше, мамочка? – спросила она ласковым голосом. – Я принесла тебе завтрак. И я всё накрыла салфеточкой с клеверными листочками, которые я вышила для тебя.
– Спасибо, доченька, – отозвалась мама сонным голосом.
Антея отлично знала, что надо сделать, если у мамы болит голова и она не встаёт к завтраку. Она налила в мисочку немного тёплой воды, добавила туда одеколончику и, смочив этой душистой водой мягкое полотенце, обтёрла маме лицо и руки. После этого мама смогла уже подумать о завтраке.
– А что моя дорогая девочка такая печальная? – спросила она, когда окончательно стряхнула сон и пригляделась к Антее.
– Меня так огорчает, что тебе нездоровится, – сказала Антея. – Этот ужасный вчерашний пожар так разволновал тебя. Папа сказал, что ты так сильно испугалась. И у нас у всех такое чувство, точно мы в этом виноваты. Я не знаю, как сказать…
– Ни в чём вы не виноваты, лапушка, – перебила её мама. – Какая тут может быть ваша вина?
– Это-то я как раз и не могу объяснить, у меня нет твоего или папиного подо… подозрительного ума…