Феникс и зеркало
Шрифт:
Но были в пустыне вещи и пострашнее петроморфов...
Нет ничего хуже, чем слушать то, чего не видишь, или увидеть нечто, не издающее звука. За плечами путешественников остался и четвертый оазис с его пьяненьким властелином Абеном Абубу, как хозяин ни уговаривал их задержаться (являя собой странное исключение среди прочих вождей, которые, едва только получив плату за предоставленное топливо, еду и питье, с нетерпением ожидали, когда же путешественники отправятся восвояси). Сначала Вергилий решил, что бесплотные и безмолвные тени, мелькающие в сумерках, равно как и звуки, не имевшие, казалось, видимого источника, являются лишь следствием каких-то природных особенностей пустыни и песков - ближе к ночи, например, пустыня могла остывать, да и так оптических эффектов в ней бывало предостаточно. Однако же стоило ему на миг придержать своего верблюда, как тени исчезли и звуки пропали.
Впрочем, неособенно встревожившись этим, он продолжил путь, больше думая о предстоящей ночи, об отдыхе и о звездах, окруженных сияющими нимбами. И вот тогда-то все и произошло... в тот самый момент, когда Эббед Сапфир наконец жестом повелел верблюдам остановиться и встать на колени, дабы путешественники могли спокойно сойти вниз. Вергилий закричал в ужасе, обнаружив, что прямо перед ним из песка вырастают некие плотные тени, превращаясь моментально в крошечных, мерзких, заросших волосами существ. Лица существ были перекошены, поры на коже были столь громадными, что казалось, будто лица изборождены оспой, глядеть на них без отвращения было невозможно. Существа вырастали из песка, словно из самих недр земных, и в руке у каждого был нож.
Огненный Человек выкрикнул что-то на странном древнем языке: "Тала, хон! Тала, хон!", а затем - Вергилию: "Ко мне, ближе, ближе!" Вергилий кинулся к нему, таща за уздечку верблюда - несомненно, они бы пропали, их бы убили, когда бы в тот же самый момент палец Эббед Сапфира не повторил свой привычный жест, окружив путешественников линией огня.
Троглодиты нарушили молчание, взвизгнули в ужасе и отшатнулись назад. Однако же те из них - немногие, что оказались внутри круга, кинулись на путешественников. Огонь между тем становился все выше и отсекал остальных уже настоящей стеной. Но времени разглядывать это зрелище не было. Вергилий поймал меч, брошенный в его сторону Огненным Человеком, и ринулся на троих коротышек, оказавшихся перед ним. Троглодиты отскочили в стороны и приняли такие позы, что намерения их разгадывались легко: сначала прыгнуть сзади и перерезать ахиллесовы сухожилия, затем - спереди и вскрыть сонную артерию. Однако же те, кто рассчитывает на оторопь и беззащитность жертв, слабы в открытом бою. Один из уродцев валялся уже без головы, другой, не преуспев в собственной атаке, с изумлением разглядывал свою рассеченную руку и напрочь выключился из схватки, третий же в отчаянии кидался на Вергилия, подобно крысе, оказавшейся с глазу на глаз с собакой в яме... Какое-то время они кружили друг против друга с оружием наготове, но тут к ним направился Эббед Сапфир, успевший уже прикончить двух других троглодитов. Уродец, несомненно, сразу бы нашел тут конец, когда бы, отступая, не угодил ногой в одну из тех дыр, сквозь которые троглодиты выбирались из своих подземелий наружу. И, с торжествующим криком, скрылся с глаз - там его достать не могли.
Так, во всяком случае, ему казалось. Эббед Сапфир вновь протянул свой палец, и огненная змея истекла из него и скользнула в дырку. Донесся крик ужаса и боли, вскоре все затихло.
Огненное кольцо постепенно гасло, кругом воцарилась тишина.
– Да, несомненно, капитан, ты всесторонне изучил огонь, - с искренним уважением произнес Вергилий.
– Изучил огонь?!
– неожиданно взорвался Эббед Сапфир.
– Как ты можешь говорить так? Изучил... Я - властелин огня, я знаю все его тайны и тайны его тайн! Что же, - сказал он, успокоившись, - отправимся дальше. В эту ночь последуем твоему предложению. Но, видишь, на свете существуют куда более неприятные вещи, чем солнечный удар...
Путешественники оставили за собой пятый оазис. Там они не задержались; даже если бы местный предводитель склонял их к этому, они все равно бы отказались, памятуя о пьянчуге Абубу, который, несомненно, задерживал их ради того, чтобы уведомить о путешественниках троглодитов. Похоже, в таких случаях ему причиталась часть добычи. Так что Вергилий не был удивлен, обнаруживая на пути останки - то разодранную в клочья одежду, то обглоданные человеческие кости.
– Им не повезло, что они путешествовали без тебя, - прокомментировал он, подцепив носком туфли одну из костей. Тириец только хмыкнул на его слова, терпеливо дожидаясь, пока Вергилий удовлетворит свой интерес, чтобы продолжить путешествие.
– Что это?!
– воскликнул маг.
– Это могли сделать только в Неаполе! Вергилий нагнулся и принялся очищать от песка потемневшую безделушку.
– И только в Неаполе носят такие амулеты, рассчитывая с их помощью уберечься от сглаза... не нравится, ох, не нравится мне все это... Я не слыхал, чтобы хоть один неаполитанец отправлялся в эти края! Кто это мог быть?!
Но Ан-тон Эббед Сапфир лишь закричал со своего верблюда:
– Вперед! Вперед! Скорей!
Они миновали последний оазис - далее их уже не будет. Там, впереди, не будет уже ничего, кроме пустыни, и за пустыней - Лунных гор, где обитают крошечные, похожие на карликов и гномов пигмеи, а еще дальше, за ними берег Эритрийского моря.
– Дальше я не пойду, - неожиданно произнес финикиец. Края синего бурнуса открыли его лицо, оно выглядело изможденным.
Он был не слишком приятным спутником во время этого путешествия, но, по сути, он ведь и нанимался лишь как провожатый...
– Но ты обещал, что доведешь меня до замка?
– удивился Вергилий.
– А если ты этого не сделаешь, то насмарку пойдет все путешествие.
Тириец поднял палку, которой погонял своего верблюда, и указал вдаль:
– Я сдержал слово.
Песок засыпал ров вокруг крепости, а время либо враги разрушили башенки и зубцы на крепостной стене. Впрочем, некоторые укрепления оставались еще целыми - по-прежнему внушительно выглядели бастионы и редуты, обнаружив пролом в стене. Вергилий проследовал внутрь, решив не искать настоящего входа, который к тому же запросто мог оказаться занесенным песком.
За проломом был сад, то есть тут когда-то был сад, от которого нынче остались лишь белые скелеты деревьев, бросавшие хрупкие тени на дно высохшего водоема. Слой тончайшей белой пыли лежал на всех камнях, и внезапно Вергилий увидел отпечаток босой ноги. Отчетливый, свежий след маленькой, аккуратной ступни.
И тут, пока он глядел на него, в прозрачном сухом воздухе возник звук чистый и ясный. И еще звук, и еще - они начали складываться в мелодию, неизвестную ему, но странную и прекрасную. Он последовал ей навстречу, как если бы спешил утолить многодневную жажду, услышав неподалеку звук струящегося ручейка.
Он прошел сквозь разбитую арку, спустился по гигантским ступеням, благодарный за сумрак и прохладу - первые после многих недель прямого и яростного солнца, - оказался во внутреннем дворике и увидел ее.
Лаура держала в руках цимбалы, водила по струнам плектром, сделанным из пера какой-то птицы, а завитки ее красно-рыжих волос касались морщинистого бока хозяина замка - громадного и почти вечного четырехрукого Старого Отшельника.
Глаз циклопа был открыт с того самого момента, как Вергилий ступил во внутренний двор. Глаз был громаден, сверкал золотом, на белке виднелись красные жилки. Глаз был один, и горел он в середине широкого и низкого, изрытого морщинами лба. А для другого глаза места там просто не было.