Феникс

Пожидаева Ольга

– Курносый нос и жуткие веснушки? – хмыкнула я нервно.

Его палец опять стал поглаживать, расплавляя мои мозги.

– Милейший курносый нос и очаровательные веснушки, - подтвердил он.

– Извращенец.

– Безнадежный извращенец, - уточнил Гоша.

Расстояние между нашими лицами начало сокращаться, и я медленно прикрывала глаза, понимая, что он меня сейчас поцелует. Остались какие-то несчастные миллиметры, оделяющие его губы от моих. И тут зазвонил телефон.

Я не сдержала разочарованного стона, услышав его словно со стороны. Серьезно? Это мой звук? Может, все-таки его? Гоша выглядел не менее раздосадованным, ему пришлось отодвинуться, даже встать, чтобы

достать телефон из кармана.

– Такси, - сообщил он, прослушав извещение.

– Да, спасибо.

Я поспешила завязать шнурки, поднялась. А Гоша протянул руку и вытащил что-то из куртки. Бумажник? Серьезно.

– За такси. Я твой вечный должник, - сообщил он, засовывая купюру мне в задний карман джинсов.

Едва его ладонь коснулась попы, я вздрогнула и даже не стала отказываться от денег. Сжав, Гоша привлек меня к себе, заставляя снова почувствовать выпуклость его паха. Я выставила вперед руки, но так и не оттолкнула. Наоборот, положила ладони ему на плечи, ощущая твердость мышц и погладив пальцами контуры чернильных мазков на коже. Гоша чуть склонил голову, я подумала, что сейчас точно поцелует, и тут же облизала губы. Но он лишь легонько провел носом по моей щеке к виску, прошептал прямо в ухо:

– Спасибо, Ирсен. Позвоню тебе.

И все. Гоша тут же отпустил меня и сделал шаг назад. Мои руки плетьми упали вдоль тела. Словно я могла касаться его только в ответ на его инициативу.

Ух, да мне вообще не нужно касаться его.

– Беги. Машина ждет, - напомнил Гоша, открыв дверь.

Я нашла силы только, чтобы кивнуть, и на ватных ногах вышла из квартиры.

Глава 4

Всю дорогу до дома я не могла избавиться от нелогичного чувства потери, какой-то незавершенности и… голода. Нет, я не хотела есть. Вечером вообще почти не притрагиваюсь к еде. Но Гоша разбудил во мне иной голод. Я хотела его. Наверно, впервые вообще желала мужчину так сильно. Что это? Наконец проснулись инстинкты? Я созрела?

Секс для меня никогда не был чем-то особенным. Первый раз принес боль и разочарование. Все было хорошо, пока длился конфетно-букетный период романтики, поцелуев, прелюдии. Я была уверена, что нашла себе подходящего молодого человека, с которым можно смело пойти по жизни. Но едва наши отношения перешли в горизонтальную плоскость, он заметно охладел. Я так и не решилась спросить, что тому виной: моя неопытность или сам факт того, что он переспал со мной. Нет, он не бросил сразу, но стал отдаляться. Уже не было звонков и долгих разговоров, не было свиданий и долгих поцелуев на прощание. Он лишь спрашивал, дома ли мой отец? Или сам звал к себе, пока его родители были на даче.

Звонок – как прелюдия к сексу. Не знаю, может, кого-то это возбуждает, но меня не очень. Я просто не успевала его захотеть, а уже лежала с разведенными ногами, стараясь не морщиться от настойчивого проникновения на сухую. Каждую нашу встречу я пыталась проникнуться близостью, сосредоточиться на ощущениях. Но, едва трение сменялось скольжением, все заканчивалось.

Однажды он сказал, что я, скорее всего, фригидна. К тому же слишком пассивна в постели, другие были поживее, изобретательнее. Я разревелась и убежала. Он не остановил. Думала, будет звонить, извиняться, но после этого откровения больше о нем не слышала. Что мне оставалось? Только смириться. Но я все равно выплакалась подружкам. Аня, Лиза и я: мы не разлей вода еще со школы. Конечно, они убеждали, что никакая я не фригидная, а он просто скорострел и моральный урод, советовали забыть и найти замену. Лучше кого постарше, который будет думать не только, как скорее кончить, но и позаботится о партнерше.

Такой

расклад меня не устраивал. Я не смогла бы спасть с мужчиной просто из спортивного интереса. Мне всегда казалось, что важнее всего любовь, уважение, общие интересы, родство душ, а секс – это уже приятное дополнение. Приятное… Хм. Тут я погорячилась. Приятного в сексе - кот наплакал.

В общем, подружек я наслушалась, но не побежала, теряя тапки, искать желающих переспать со мной. От мужчин меня отвернуло. Нет, я принимала внимание с удовольствием, ходила на свидания, целовалась. Но чаще на этом все и заканчивалось. Просто ступор наступал, едва чувствовала намек на интим. Всплывали в голове горькие обвинения: фригидная, пассивная, совсем не заводишь. И я отталкивала, упиралась руками, просила не спешить. Сама себе врала, но на самом деле пыталась растянуть прелюдию как можно дольше. Ведь именно она доставляла удовольствие, а не секс, к которому все и шло.

Лишь один раз я пошла до конца, уступила. И… снова разочарование. Нет, мой друг хотел бы повторить, но я и смотреть на него не могла. Он звонил потом, писал, спрашивал, что не так, а я не нашла в себе смелости сказать, что просто не хочу его, не хочу повторять, даже видеть еще раз.

Именно потому реакция на Гошу меня перепугала до ужаса. Его касания, почти невинные, но такие чувственные, распалили меня, раскалили. Мне не хотелось его останавливать. Даже мысли в голову не пришло попросить не касаться. Ну… пока он не заговорил о деньгах, конечно. Я действительно допускала мысль, что мы можем заняться сексом прямо в кабинете. На столе или на небольшом диване. Или в кресле? Нет, я бы настаивала на столе. Представила, как запрыгиваю и развожу ноги, приглашая Гошу. Как целую его губы, отвлекаясь только на то, чтобы стащить через голову майку. И замираю, разглядывая, что же за рисунок складывается из чернильных дорог под его кожей.

– Двести пятьдесят рублей, - гаркнул водитель.

Я вздрогнула, подскочила на месте, едва не ударилась. Кровь стукнула в голову, хотя до этого большая ее часть пульсировала южнее.

– Да, конечно, - залепетала я, совершенно сконфуженная и ошарашенная собственными фантазиями.

Достав из кармана Гошины деньги, расплатилась и поспешила выйти.

– Сдача, барышня. Мне благотворительность без надобности, - снова поубавил мою прыть таксист.

Я забрала лишнее и наконец вышла. Стало совсем свежо, и меня моментально пробил озноб. Возможно, виной тому был не только перепад температур, но и богатое воображение.

– Привет, ребенок, - поприветствовал меня папа. – Я уже спать собирался. Ты гуляла что ли?

Я растерялась и не решилась соврать:

– Нет, по работе дела были.

– Какие еще дела? – тут же ощетинился отец.

– Девочка забыла игрушку, я отвозила ей домой.

Папа обреченно вздохнул.

– Ирсуль, как так можно? Чего они сами не приехали?

– Мы уже закрывались. Да брось, па. Мне оплатили такси. Малышка плакала в трубку, когда я позвонила сказать о забытом зайце, - объясняла я, разуваясь и скидывая с плеч кардиган. – Ты поел нормально?

Лучшая защита – нападение. Против папиного допроса нет приема лучше, чем спросить об ужине. Он обязательно бы начал расспрашивать и дальше, а я была не готова юлить или врать. Подробности о горячем отце девочки, фотосессии и будоражащих прикосновениях мне выдавать совсем не хотелось. Папу хватит удар. Поэтому лучше припереть его к стенке вопросом о питании.

– Ммм, ну… поклевал, - расплывчато ответил он. – Добрая ты у меня, Ирка, вот и ездят все.

– Никто на мне не ездит, - пробурчала я, проходя на кухню. – Так и думала. Одни бутерброды, па! Для кого я готовлю?