Феникс
Шрифт:
Багдасарян некоторое время смотрел ему в глаза, потом шумно вздохнул и полез в сумку. На столе появилась бутылка пива. За ней вторая. Багдасарян открыл бутылку, сделал длинный глоток и некоторое время разглядывал пенистые пузыри в бутылке.
– Зачем?
– наконец сказал он, - Я думаю, что это бессмысленно. Вы ведь подстраховались, верно? Ну, допустим, мы вас арестуем, в камере вы вскроете себе вены, тюремная администрация вас захоронит, а через месяц вы опять окажетесь на свободе. Только в этот раз вас будет вычислить еще труднее. А скорее всего
– Если это был не последний Кокон, - согласился Молибин.
– Ох, не думаю, что он был последним, - покачал головой Багдасарян.
– Я не альтруист и, несомненно, арестовал бы вас, если бы знал, что все этим закончится. Но есть и другая сторона медали. Как вы думаете, что мне скажет начальство, если я начну доказывать им, что вы и есть неуловимый убийца, уже погибавший и захороненный девять раз, э? Если я предъявлю им семь ваших трупов и семьдесят пять идентичных друг другу пистолетов?
– Наверное, вас сочтут сумасшедшим, - согласился Молибин.
– Правда, пистолеты - это уже неоспоримые факты. А против фактов...
– Да, - согласился Багдасарян.
– Возможно, что все вместе взятое их и убедило бы. Но, с другой стороны, убивали те, кого уже больше нет. Лично вы еще никого не убили. Я имею в виду вас сегодняшнего. Вы ни в чем не виноваты, ну разве что в проживании по чужому документу. Доказать, что вы совсем не Иван Алексеевич Карпов, было бы несложно. Но признает ли суд вас виновным в прошлых убийствах? Куда сложнее доказать абсолютную идентичность вашей нынешней ипостаси прошлым. Это своего рода юридический казус. Сомневаюсь, что он может быть разрешен в соответствии с нашим сегодняшним законодательством. Так что же мне остается? Создавать известность какому-то адвокату я не хочу,как не хочу и привлекать излишнего внимания к вашей персоне. Мне кажется, после этого вы проживете недолго. Слишком много у вас врагов. И это значит, что я опять вас потеряю. Возможно, навсегда.
– Мне вам посочувствовать?
– с легкой усмешкой поинтересовался Молибин.
– Ни боже ты мой!
– всплеснул руками Карлен Ога-незович.
– От такого сочувствия у меня только испортится настроение. Я лишь рассуждаю. Мне совсем не улыбается занять место в списке ваших врагов. Тоже перспектива не из приятных, верно? Так что живите. По сути, вы ведь делаете полезное дело, уничтожаете всякую дрянь. Вы своего рода ассенизатор. А золотарь золотаря всегда поймет. Живите, если это можно назвать жизнью. Мне одно ясно вы ведь уже не человек.
– А кто же я?
– Молибин, не мигая, смотрел на оперативника.
– Вы - робот. Робот, запрограммированный на уничтожение преступников.
– Я не робот, - проговорил Молибин.
– Я - человек.
– Всмотритесь в себя, дорогой товарищ, и не занимайтесь самообманом. Чего вам еще хочется, кроме того, чтобы убивать, э? Вас тянет к женщинам? У вас есть семья? Вы любите вкусно поесть? Вы ищете на книжных лотках умную книгу? Или, может быть, вы регулярно посещаете театры, выставки? Вы робот, и вы возрождаетесь только для
– Я не робот, - повторил Молибин.
– Я ощущаю , душевную боль. У роботов нет души.
– Значит, вы - робот с душой, - сказал оперативник.
– В конце концов, мы слишком мало знаем о роботах, чтобы рассуждать о наличии или отсутствии у них
души. Не так ли, Анатолий Николаевич? Я, знаете ли, не Айзек Азимов. Сотня трупов - это все-таки слишком продуктивно для человека, нет?
– А чем вы отличаетесь от меня?
– спросил Молибин.
– Ищейка, возомнившая себя учителем. Вы-то чем лучше?
– Я не убийца.
– Багдасарян прямо смотрел в глаза собеседнику.
– Уже то, что я с вами беседую, о чем-то говорит. Мог бы стрелять, э?!
– В попы бы вам, - тоскливо сказал Молибин.
– Там со своими нравоучениями вы были бы на месте. А мне и без вас тошно.
Он молчал, раздумывая. Багдасарян заставил его сомневаться. С этой стороны Молибин свой проект никогда не рассматривал. Но вообще-то... "Глупости! одернул он себя.
– А эти адские муки после рождения? Какой робот может переживать боль, сомневаться и мучиться от своей сверхзадачи?"
– Господи!
– прошептал он.
– Если бы вы знали, через что я прошел!
– Тогда для чего вы возвращаетесь снова и снова?
– спросил Багдасарян. Зачем? Чтобы вновь и вновь оказываться в аду? Ведь вы едете сейчас только для того, чтобы найти и физически стереть с лица земли Минуллу Гиятулина. Но прошло уже десять лет, и все эти десять лет Гиятулин носил в себе тот же ад, что носите вы. Неужели этого срока не достаточно для прощения? Ведь сейчас это не тот убийца, который сидел в зале суда. Он много испытал, много пережил, он стал другим человеком. Справедливо ли стоять над законом? Справедливо ли быть никем не уполномоченным судьей?
– Не знаю, - пожал плечами Молибин.
– Разум мой давно все простил им, а вот сердце не хочет прощать. Но как вы догадались?
– После того, как я догадался о главном, - сказал Багдасарян.
– Это было уже не самым сложным.
– Тогда что же мне делать?
– Молибин посмотрел в глаза сыщику, но тот не отвел взгляда.
– У меня нет рецептов. Наверное, надо вспомнить, что ты человек. И вспомнить, что, кроме смерти, существует жизнь.
– Значит, понять и простить?
– тяжело спросил Молибин.
– Можно не понимать.
– Багдасарян развел руками.
И прощения у вас никто не вымогает. Просто жизнь продолжается, и в ней надо делать все чистыми руками. В противном случае стирается грань между добром и злом. Бог с ним, с генералом Тикачевым. Полковники-то были при чем? Между прочим, хорошие люди и совершенно не замараны в тикачевских делах. Их-то за что? При чем их семьи? Если бы вы больше доверяли инструменту, который именуется государством... Все могло быть иначе, Анатолий Николаевич. Совсем иначе.