Феномен режиссера Филина
Шрифт:
Мои опасения оправдались. Вскоре воздух пронзил резкий телефонный звонок. Я вздрогнул и, подойдя к аппарату, осторожно поднял трубку, как будто она сама по себе была ядовита.
– Слушаю.
В ответ раздался дикий хохот. Грубый мужской голос, развязный и наглый, раскатисто заливался мне прямо в ухо.
– Кто это? Что вам нужно?
Но в ответ мне раздался только новый взрыв хохота, более дикого и разнузданного.
Я бросил трубку и вернулся в гостиную озлобленный и раздражённый.
– Кто звонил? – поинтересовался
– Очевидно, от Вадика. Передали, что у них прекрасное настроение, – мрачно пошутил я.
– Ничего, у нас тоже нормальное состояние, – заявил он, желая подбодрить меня.
Я кивнул и, усевшись в кресло, закурил. Сигарета нервно подрагивала в моих пальцах, я затягивался как-то поспешно, короткими отрывистыми затяжками и, поперхнувшись дымом, чего никогда со мной не случалось раньше, закашлялся.
– Хочу купить себе трубку или мундштук, – сообщил Феликс, желая отвлечь меня от дурных мыслей и найти нейтральную тему для разговора. – Женщину украшают медальоны, мужчину – трубки, – изрёк он. – Как-то видел в одном магазине оригинальный набор декоративных трубок. Стоит двести рублей.
– Дороговато, – мрачно заявил я. – Меня лично привлекают зажигалки. Пожалуй, стоит заняться коллекционированием зажигалок. Три у меня есть. Хорошее занятие.
– Да, неплохо. Ты станешь собирать зажигалки, я – трубки. Неплохое развлечение для тех, кому делать нечего. – Он засмеялся.
Раздавшийся звонок в дверь заставил меня подскочить на месте. Не открывая, я спросил:
– Кто?
– Телеграмма.
Обстрел телеграммами продолжался. Брать не хотелось, но любопытство подстрекало, не терпелось узнать, кто же скончался на этот раз.
Не снимая цепочки, я выхватил клочок бумаги, просунутый в щель, и моментально захлопнул дверь.
– А расписаться? – раздалось на лестничной площадке.
– Обойдёшься, – грубо ответил я и, вернувшись в комнату, прочёл вслух:
«Дядя скончался скоропостижно пятого июня. Приезжайте похороны. Мигулёвы.»
Смерть очередного родственника я перенёс легко. На мой вопросительный взгляд Феликс ответил:
– Ребятки продолжают веселиться. И мы не будем огорчаться. Чем чаще будут шутить, тем быстрее попадутся. Завтра мы эту телеграмму передадим в милицию.
Посидев часов до одиннадцати вечера у телевизора и выкурив четыре пачки сигарет, мы отправились спать.
В квартире наступила давящая тишина, подозрительный полумрак окутал комнаты.
Форточку я открывал теперь только днём, а на ночь наглухо закрывал. Меня постоянно мучили какие-то кошмары и при том устойчиво – на одну и ту же тему.
Если в прошлые ночи я спал плохо, то в эту – особенно. Какая-то непонятная внутренняя тревога владела мной, отравляя сознание и вызывая бессонницу. Часа два я ворочался с боку на бок, проклиная тех, кому не живётся спокойно. Потом вспомнил совет
Я так и сделал. Встал, потоптался на одном месте, чувствуя, что темнота продолжает пугать меня, как ребёнка. В каждом тёмном углу мерещилась чёрная фигура. Причудливые тени залегли под кроватями, столами, шкафами. Я сделал несколько шагов по спальне, но скрип пола вызвал у меня сердцебиение и учащённое дыхание. Бывают, оказывается, в жизни моменты, когда пугают собственные мысли и шаги.
«Нет, лучше лежать», – решил я и вновь занял горизонтальное положение в постели.
Феликс тоже, видимо, спал плохо, потому что изредка ворочался, и с его кровати не слышалось ровного спокойного дыхания.
Пролежав в нервном возбуждении больше часа и устав от постоянной напряжённости, я задремал.
Сон мой был краток и беспокоен. Не успел я закрыть глаза, как кошмары возобновились. Приснилось, что парни, сбившие нас с ног, опять залезли ко мне в квартиру. Двое схватили Феликса, а третий с длинным, как меч, ножом медленно подходит ко мне с омерзительной ухмылкой. Огромная волосатая, как у обезьяны рука тянется ко мне, и я уже чувствую прикосновение холодного лезвия к своему горлу, пытаюсь закричать и не могу, язык онемел. Я вижу над собой страшную кроваво-красную физиономию, она наклоняется и дико хохочет. Я делаю неимоверное усилие, чтобы вскочить… и просыпаюсь.
Сердце моё бешено колотится, дыхание тяжело. Страх, возникший во сне, продолжал владеть мною и наяву, я чувствовал какой-то озноб. Непонятное до этого желание владело мной: хотелось закричать протяжно и надрывно, завыть волком. И в этот ужасный момент, когда душа моя изнемогала от тревоги ж страха, я вдруг услышал в гостиной тихие, осторожные шаги.
Я прислушался, надеясь, что мне померещилось, но нет – подозрительные звуки повторились. Кто-то сделал несколько шагов и остановился. Холодный пот выступил у меня на лбу, сердце заколотилось с бешеной скоростью, дышать стало совершенно невозможно, судорожные спазмы перехватили горло.
Не в силах оставаться больше в таком состоянии, я решил, что лучшая защита – нападение, и, достав из-под подушки чугунную пепельницу, осторожно двинулся к гостиной. Сердце продолжало биться в бешеном темпе, я еле сдерживал дыхание, боясь, что его услышат в другой комнате.
Мертвея и ничего не понимая, я подошёл к раскрытой двери и притаился. Жуткий страх, владевший мною, не позволял мне решительно ворваться в гостиную и застать врасплох находящегося там врага, ноги у меня дрожали и подгибались, подбородок трясся. Я, очевидно, выдал себя каким-то неосторожным движением, потому что в гостиной на долгое время воцарилась тишина. Кто-то прислушивался ко мне. Мои уши ловили, как локаторы, малейший шорох за стеной.